Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Повторялись ритуальные обращения к национальным героям. Именами древних героев и сражений назывались воинские части, укрепрайоны, ордена. Причем медиевальная символика использовалась по обе стороны фронта: оборонительный рубеж немецких и эстонских войск против наступления Советской Армии в 1944 г. на Нарвском перешейке между Финским заливом и Чудским озером был назван «Танненберг», линия обороны немецко-венгерских войск в Закарпатье в 1944 г. — «линия Арпада». 5-я танковая дивизия СС называлась «Викинг», 17-я панцергренадерская дивизия СС — «Гёц фон Берлихинген» (в честь германского рыцаря XVI в.), 21-я горная дивизия СС (1-я албанская) называлась «Скандербег», 25-я ваффен-гренадерская дивизия СС (1-я венгерская) — «Хуньяди», 33-я гренадерская дивизия СС «Шарлемань» (1-я французская) именовалась в честь короля Карла Великого, 38-я гренадерская дивизия СС носила имя «Нибелунги». До Второй мировой войны подлодка эстонского ВМФ носила имя легендарного средневекового героя эстов «Лембит».

На такой парад образов Средневековья надо было отвечать. Поляками в 1943 г. учреждается польский орден Крест Грюнвальда. В Чехословакии была медаль Яна Жижки. Именами национальных героев назывались воинские части и партизанские отряды. Косовский миф в годы Второй мировой войны также был активно использован как четниками Драже Михайловича, так и коммунистическим Народно-освободительным движением. В частности, академик Зоран Лакич, крупнейший специалист по народно-освободительным борьбе в Черногории и Санджаке, отмечая малую разработанность темы, говорил в интервью накануне празднования 600-летней годовщины битвы об использовании в партийных документах начиная с 1941 г. символов Косовской битвы. Интересно, что наиболее задействованным из них, по мнению Лакича, был образ Вука Бранковича[836]. В целом Лакич видит в косовской легенде присущую народу (который автор называет просто «наш», не используя ни единого этнонима) традицию борьбы за свою свободу.

Медиевализм привлекался в некоторых сюжетах, когда апелляция к средневековым образам делала их романтичными, красивыми. Рейнхард Гейдрих, исполнявший обязанности рейхспротектора Богемии и Моравии, участвовал в расхищении культурных ценностей Чехии, в том числе сокровищницы чешских королей и их коронационных реликвий. Согласно средневековой легенде, любой, кто незаконно возьмет корону св. Вацлава, умрет. Гейдрих погиб в июне 1942 г. в результате покушения. Его смерть была воспринята как реализация древнего пророчества.

В качестве примера другого символического жеста, апелляции к средневековым символам национальной идентичности, можно привести использование краковского хейнала — сигнала трубы с башни Мариацкого костела. Польский писатель Ксаверий Прушинский в рассказе «Трубач в Самарканде», написанном в годы войны, описал сцену, как поляки армии Андерса играли хейнал на площади в Самарканде, и местные жители узнали мелодию: их предки участвовали в монгольском нападении 1241 г. на Краков, но им помешал трубач Мариацкого костела. Его убийство во время игры на трубе было признано грехом, как убийство священника во время молитвы. И на участников похода была наслана кара: «Поступок ваш нашлет на вас кару небес. Не топтать вам чужих полей по весне, не добывать чужих городов, королевства ваши придут в упадок, руины мечетей порастут травой, и уйдет в забытье ваша степная слава. Блеснет вам и солнце удачи. Но не наступит это до тех пор, пока трубач из Лехистана не протрубит на рынке в Самарканде песню, которую он тогда не закончил»[837]. В рассказе рифмуются судьбы народов, через реализацию средневековых пророчеств показана неизбежность судьбы. Хейнал здесь выступает символом того, что поляки выдержат все испытания. Можно привести и другой эпизод — после окончания знаменитого сражения под Монте-Кассино, в котором участвовали польские войска, капрал Эмиль Чех в честь победы протрубил краковский хейнал.

Хотя в подобных эпизодах представлены яркие сюжеты, очевидно, что обращение к медиевализму в годы войны было фрагментарным и бессистемным. В период Второй мировой войны зародилась важная тенденция, которая изменила отношение человечества к прошлому в целом. Третий рейх и его союзники хотели переделать мир под себя. Это предполагало уничтожение, депортации и перевоспитание населения, принадлежащего, как утверждали нацисты, к «неполноценным народам». Чтобы у них не было шанса на сохранение своей идентичности, требовалось уничтожение ориентиров этой идентичности, то есть историко-культурного наследия. Этот процесс преследовал двоякую цель: стирание памяти народов о самих себе и присвоение ценностей, обогащение за счет грабежа побежденных.