В Польше в 1960 г. торжественно отмечалось 550-летие победы в битве при Грюнвальде 1410 г. Вышло постановление «О торжествах по поводу праздника возрождения Польши в 1960 году и 550-й годовщины битвы при Грюнвальде». На поле битвы был возведен новый памятник взамен скромного монумента 1953 г. Примечательно, что для празднования привлекалась современная техника: «По официальным данным, на торжествах собрались примерно 200 000 человек. Участие в празднованиях приняли также делегации из Советского Союза, Чехословакии, Болгарии и Румынии. После выступлений руководства Польской республики в небо было выпущено более 30 000 голубей, а над головами собравшихся пролетели 16 бомбардировщиков Ил и 64 истребителя МИГ, демонстрируя мощь ВВС Польской республики»[868]
. В 1974–1976 гг. в Познани на Золотой часовне были установлены статуи Мешко I и Болеслава Храброго работы скульптора Ч. Возняка.В Чехословакии в годы войны немцами был разрушен памятник Яну Жижке на Виткове. К 1950 г. его восстановили. Огромный памятник весом более 16,5 т возвышается над Прагой и виден из разных ее уголков, он состоит из 120 бронзовых деталей и почти 5 тыс. болтов. Памятник вновь обрел свои медиевалистические функции: у ног коня Яна Жижки помещена могила неизвестного солдата, борца за свободу Чехии. За памятником располагается мемориал — при коммунистах он был посвящен лидеру чехословацкой компартии Клименту Готвальду, а сейчас — основным вехам современной истории Чехии и Словакии. И вся эта экспозиция скрепляется образом Яна Жижки.
В целом в послевоенные годы памятники, посвященные средневековым персонажам, значительно расширяли историко-культурный ландшафт славянских стран, но при этом выбор сюжетов находился в русле достаточно ограниченных и традиционных исторических парадигм. Резкое расширение области монументальной политики наступит в постсоциалистическую эпоху.
Примерно то же самое можно сказать и про способы презентации исторического дискурса, к середине ХХ в. уже ставшие традиционными, в музеях, литературе, искусстве (мы будем рассматривать только аспекты, связанные с медиевализмом). После войны наблюдается активизация музейного дела. Ее причины были аналогичны росту реставрационных и восстановительных работ: через фиксацию памяти ставились цели преодолеть ментальную травму войны, сохранить свой мир, свою культуру, представления о своем народе и его месте в истории вопреки хаосу и разрушению. Второй причиной была смена власти в славянских и Балканских странах: после войны они образовали пояс стран народной демократии, к власти пришли коммунистические силы, установились режимы, следующие в фарватере политики СССР. Это требовало определенного пересмотра прошлого, демократизации музейных экспозиций, их изменения под требования новой идеологии (роль народа в истории, классовая борьба и т. д.).
На этом фоне медиевализм оказывался не очень востребован — в основном открывались музеи, посвященные подвигам народов во Второй мировой, сопротивлению оккупантам, жертвам нацизма. Коммунистическая доктрина также обращала внимание на недавнюю историю рубежа XIX и XX вв. При открытии археологических и общеисторических музеев уделялось внимание реликвиям, происхождению народов и государств и т. д. В 1957 г. открыта Венгерская национальная галерея, в 1963 г. — исторический музей в Белграде (Югославия).
Поляки, только что вновь обретшие свою государственность, обращали внимание на музеефикацию происхождения Польши: в 1956 г. в средневековой столице Гнезно был открыт филиал Познанского археологического музея, который в 1983 г. будет преобразован в Музей истоков Польского государства. В 1964 г. в Ленчице был реконструирован средневековый замок, а в нем создан музей. В 1969 г. на озере Ледница открыл двери Музей первых Пястов.
Нередко обращение к медиевализму было связано с круглыми датами, юбилеями. В Болгарии Национальный исторический музей был открыт по решению Совета министров Народной Республики Болгария в 1973 г., а частью его экспозиции стала открытая в 1984 г. выставка в здании Дворца юстиции в Софии, посвященная 1300-летию Первого Болгарского царства (681–1981).
Однако все эти примеры являются точечными и теряются среди массы военно-исторических и краеведческих музеев, открытых в послевоенное время. Примерно та же картина имела место в художественной литературе. Жанр исторического романа беллетризировался, раздробился, стал более развлекательным, относящиеся к нему произведения стали менее значимыми. Читателей больше волновали Вторая мировая война и борьба за свободу (на этот раз с уклоном в социальный аспект, актуальный для ХХ в.). Романы и повести о далеком прошлом были меньше востребованы и уже не вызвали душевного потрясения.