К образу Средневековья апеллируют современные мыслители, когда надо указать на какие-то (чаще негативные, ретроградные) черты в культуре, политическом строе, социальных отношениях в современном мире. Как писал в 1970-х гг. Умберто Эко: «С недавнего времени с разных сторон начали говорить о нашей эпохе как о новом Средневековье. Встает вопрос, идет ли речь о пророчестве или о констатации факта. Другими словами: мы уже вошли в эпоху нового Средневековья, или, как выразился Роберто Вакка в своей тревожной книге, нас ожидает „ближайшее средневековое будущее“?»[931]
.Как отметил Д. Маттевс, в XIX в. слово «средневековье» изначально употреблялось с негативным оттенком, обозначая «темную эпоху»[932]
. Оно было даже чем-то вроде ругательства, использовалась в инвективах, когда политиков критиковали за ретроградство и грубые, дикие меры. Во второй половине ХХ в. отношение к термину изменилось, и возникли другие его значения[933]. Людям нравится средневековая экологически чистая эпоха, когда продукты и атмосфера не были отравлены, никто понятия не имел о СПИДе и принудительном обновлении Windows, а нравы людей были просты и естественны. Для ностальгии по прошлому в принципе свойственно наделять минувшие века особым смыслом, которого так не хватает в текущей, повседневной жизни. Д. Лоуэнталь правильно сказал, что «кто недоволен настоящим — ищет утешения в прошлом»[934]. С. Бойм писала, что «ностальгия неизбежно проявляется как защитный механизм во времена ускоренных ритмов жизни и исторических потрясений… ностальгия — это восстание против модернистского понимания времени, времени истории и прогресса. Ностальгическое желание уничтожить историю и превратить ее в частную или коллективную мифологию, заново вернуться в другое время, будто вновь вернуться в какое-то место, отказ сдаться в плен необратимости времени, которая неизменно вносит страдание в человеческое бытие»[935].Однако параллели современного мира со Средневековьем лежат не только в позитивной, оптимистической сфере. У. Эко указывает и на другие созвучия эпох: те же кризис и падение империй, казавшихся вечными и определяющими мироздание на века, неуверенность в будущем, ожидание апокалипсиса, экологические проблемы, кочевничество и неокочевничество, массовые исходы населения и миграции, автономизация территориальных анклавов по национальному и религиозному принципу, непонятная ситуация гибридных войн, когда война вроде бы и не объявлена, и тем не менее война идет постоянно. Как образно описал эту картину У. Эко, «по этим обширным территориям, где царит неуверенность, перемещаются банды асоциальных элементов, мистиков или искателей приключений»[936]
.Архаичные тенденции проявляются и в известном лозунге «Назад к племенам!», ставшем девизом так называемого нового трайбализма[937]
, в рамках которого исторически сложившиеся «соседства» (этим не совсем адекватным термином переводится английское понятие neighborhood) превращаются в закрытые местные сообщества для самосохранения, защиты от чужаков, мигрантов и т. д.[938] Важной функцией этих «соседств» является легитимизация местных сообществ как организмов, имеющих право на свое существование и политику, а для этого, как и в случае с молодыми национализмами, нередко обращаются к историческим обоснованиям медиевалистического характера. В общественном сознании растет интерес к прошлому через своего рода варваризацию культуры[939].На применение термина «медиевализм» в современных политологических концепциях большое влияние оказала книга Х. Булла «Анархическое общество: изучение порядка в мировой политике»[940]
. Он предложил теорию, согласно которой в целом ряде современных стран (к ним он относит прежде всего «недемократические» режимы) правят не закон и либеральные политические нормы, а кланы и группировки в феодальном стиле, а также «неосредневековые» тиранические режимы. Эти идеи были подхвачены и развиты. Дж. Раплей обратил внимание на то, что в странах третьего мира сегодня формируется своего рода «новое средневековье» — ослабление государства при борьбе господствующих кланов и группировок, базирующихся в сельской местности. В качестве примера приводятся общества, в частности, Шри-Ланки или Ямайки[941]. Ряд ученых связывают современный терроризм с влиянием медиевализма[942]. Д. Хапаева отождествила с неомедиевализмом современную идеологию евразийства и исторического мессианизма, видя их проявления в новейшей истории России[943].