Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Такой обман зрения становится возможным в силу глубоко укорененного в обыденном сознании представления о народах как об объективно существующих в социальном пространстве коллективных социальных акторах, обладающих набором объективных культурных признаков. Иными словами, народ в националистической оптике выступает не в качестве продукта исторического развития, а в качестве находящегося вне исторического времени творца истории: он создает государство, ведет многовековую борьбу за свободу, восстанавливает свою независимость (иногда спустя тысячу лет!) и т. д., и т. п.

В литературе, посвященной процессам формирования модерных наций в странах Центральной и Восточной Европы, неоднократно подчеркивалось, что эпохой, в которой местные национальные идеологи искали подтверждения легитимности своих национальных проектов, была эпоха Средневековья. Важность Средневековья для национальных идеологов объясняется несколькими причинами. Одна из них, несомненно, заключалась в необходимости обнаружения как можно более древних корней нации с целью установления исторического континуитета и легитимизации актуального национального проекта, а между тем именно период раннего Средневековья был временем, когда в данном регионе формировались государства, которые интерпретировались национальными идеологами в качестве колыбелей нации.

Значимость средневекового периода особенно возрастала в условиях, когда современные политические формы существования потенциальной нации не отвечали требованиям национальных проектов, а именно такая ситуация была характерна для полиэтнического региона Центральной и Восточной Европы, разделенного, в отличие от Западной Европы, всего между несколькими крупными политиями имперского типа монархии Габсбургов и Гогенцоллернов, Россия, Турция. Поэтому, за исключением титульных по отношению к империям национальных проектов, обычно вполне довольных актуальными государственными границами, дискурсивной национализации в Центральной и Восточной Европе сплошь и рядом подвергались не ныне существующие, а средневековые государства, соответствовавшие национальным проектам нетитульных народов и приобретавшие для них, таким образом, характер идеальных проекций настоящего в прошлом и прошлого в настоящем. Наконец, еще одна важная причина заключалась в том, что в эпоху романтизма Средневековье стало восприниматься в Европе как своего рода социокультурный и эстетический идеал, причем особую привлекательность усматривали в нем именно представители восторжествовавшего в Центральной и Восточной Европе лингвистического национализма немецкого типа, апеллировавшие к героической архаике далекого прошлого и стремившиеся к пробуждению нации через обретение чистоты и гармонии, якобы свойственных домодерной эпохе.

«Сыны свободы»: медиевальные образы славянской архаики

Сентиментальные нотки, звучавшие в славянской главе трактата Гердера, не могли не полюбиться славянским националистам, движимым чувствами бескорыстной любви и жалости к своему «племени». Известно, например, какое сильное впечатление произвело на молодого словака Коллара, будущего отца «славянской взаимности», в годы его учебы в Йенском университете знакомство с близлежащими онемеченными славянскими деревнями. Здесь он не только, по его собственному признанию, приобщился к плодам с древа национальности (в ходе общения с немецкими студентами)[479], но и впервые серьезно задумался об историческом прошлом славян, показавшемся молодому романтику весьма печальным. В культовой поэме славянского романтического национализма «Дочь Славы», написанной Колларом и впервые изданной в 1825 г., одна из частей носит название реки Салы (Заале) — в ней поэт горестно оплакивает судьбу полабских славян. Образ полабских славян, свободолюбивых хранителей славянской архаики, павших жертвой пришедших с Запада алчных завоевателей-германцев, вошел в медиевальный канон почти по всему славянскому миру (он не был актуален лишь для славян Османской империи), а неравная борьба, которую славянские племена веками вели с немецкими маркграфами, стала излюбленной темой исторической беллетристики и научных работ славянских историков от Праги до Санкт-Петербурга.