Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Излишне говорить, насколько актуально исторические образы средневекового славянско-германского противостояния звучали в условиях борьбы славянских националистов Австрийской монархии за национальную эмансипацию своих языковых сообществ, которая с ослаблением имперской доминанты и системы традиционных политических лояльностей все больше превращалась в борьбу антагонистических национальных проектов, пангерманского и панславянского. Даже в Российской империи, где, казалось бы, ничто не мешало свободному развитию русского языка, тема немецко-славянского противостояния не только была апроприирована молодым русским национализмом (имевшим в то время сильные панславянские коннотации), но и получила свое специфическое наполнение в условиях противостояния русских националистов гетерогенной по своему происхождению имперской бюрократии, среди которой заметную долю составляли носители немецких (остзейских) фамилий, однозначно определяемые русскими славянофильствующими националистами как «немцы»[480].

Ядром и колыбелью раннего славянского романтического национализма была Богемия и ее столица — Прага. Хотя Чехия сохраняла и в XIX столетии декоративные атрибуты своей государственности (статус «королевства»), чешское нациестроительство, как бы это ни парадоксально звучало, обнаруживает большее сходство со словацким или финским, нежели с венгерским или польским. Идея домодерной политической нации, в той или иной степени питавшая национальные проекты венгерской и польской шляхты, не могла быть особенно сильна в Богемии в силу почти полной германизации чешского дворянства. Носителями националистического дискурса здесь были главным образом выходцы из крестьян и бюргерской среды. Это объясняет, почему чешский национализм был сфокусирован именно на языковом факторе нациестроительства и почему идентификационный процесс в Чехии был изначально окрашен в панславянские тона. Это панславянский флер чешского национализма вкупе с чрезвычайно богатым и рафинированным содержанием его культурной манифестации (в науке, искусстве, общественной мысли) способствовал его влиянию и привлекательности далеко за пределами Чехии. Произведения чешских романтиков-националистов быстро становились известными среди других славян Австрии, а также в Пруссии и России, а сама чешская история стала преподноситься как история вековечной борьбы за славянские ценности.

Своего рода кульминацией культурной борьбы чешских националистов, направленной на аффирмацию чешского народа и всего славянского племени, стало обнаружение ими древнейших памятников чешского эпоса — произведений в составе так называемых Краледворской и Зеленогорской рукописей, а также тесно примыкающих к ним «Вышеградской песни» и «Жалостной песни князя Вацлава». Краледворская и Зеленогорская рукописи, содержавшие будто бы тексты чешских эпических песен, принадлежат к числу наиболее известных фальсификатов, сопоставимых по своему влиянию, пожалуй, лишь с шотландскими поэмами Оссиана, сфальсифицированными в 1760-х гг. Джеймсом Макферсоном. Считается, что главным автором подделок был чешский филолог, библиотекарь Чешского музея Вацлав Ганка, создавший эти фальсификаты при поддержке и более или менее широком участии своего друга Йозефа Линды. История подделки неоднократно становилась предметом тщательного рассмотрения, в том числе и в российской историографии[481], в связи с чем в настоящей главе основное внимание будет обращено не самим обстоятельствам фабрикации, а идеологическому содержанию памятников, имеющему самое непосредственное отношение к формированию топики славянского медиевализма.

Первой еще в 1816 г. была опубликована так называемая «Вышеградская песнь» — небольшое стихотворное произведение, передававшее в стилизованной лирической форме чувства некого чешского юноши, сидящего на берегу Влтавы и тоскующего по своей возлюбленной. Произведение открывается торжественными строфами, обращенными лирическим героем к близлежащему Вышеграду, традиционно считавшемуся в ту эпоху первой столицей Чехии:

Гой ты, солнце ясно,
Вышеград наш крепкий!
Что стоишь высоко
Твердою твердыней,
Твердою твердыней,
Страхом супостату!
Под тобою речка,
Быстры волны катит,
Под тобою речка,
Ярая Влетава[482]

.