Читаем Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах полностью

Битва завершается полной победой христиан под руководством Ярослава. Как и в случае с другими эпическими поэмами, содержащимися в Краледворской рукописи, патетическое описание битвы с монголами обнаруживает большую литературную осведомленность авторов поэмы — Вацлава Ганки и Йозефа Линды. Если поэма «Забой» была в значительной степени вдохновлена поэмами Оссиана, то в «Ярославе», как убедительно показал чешский исследователь Ю. Доланский, обнаруживается сильное влияние эпической поэмы М. Хераскова «Россиада», повествующей о завоевании Иваном Грозным Казанского ханства. Обращение чешских литераторов к этому произведению, разумеется, неслучайно: в нем они нашли необходимый материал для описания татар такими, какими, по их мнению, их должны были видеть средневековые славяне. Примечательно, например, что так же, как и в поэме Хераскова, противники татар в поэме «Ярослав» именуются христианами: очевидно, что авторы поэмы сочли неуместным наличие в эпическом произведении такого содержания этнических определений, будь то славяне, чехи или мораване. Влияние «Россиады» ощущается также в описании отдельных батальных сцен[505].

Как и в случае с картинами языческой архаики, чешские медиевальные образы героев находят в первой половине XIX в. довольно близкие параллели и в других славянских странах. Так, в уже упоминавшейся поэме Яна Голлого «Святополк», буквально проникнутой пафосом борьбы славян за свободу против франкских угнетателей, главный герой становится моравским князем после того, как одолевает в поединке германского воеводу Бритвальда. Противостояние с франками составляет, естественно, и важную тему другой эпической поэмы Голлого — «Кирилло-Мефодиады», герои которой борются с франками и германским духовенством за права славянского богослужебного языка. Наконец, полностью теме национальной борьбы за свободу посвящено еще одно эпическое произведение словацкого поэта — поэма «Слав» (1839 г.), в которой древние жители Словакии, миролюбивые славяне, вынуждены бороться с неким враждебным им народом, который они именуют чудью[506].

В Хорватии в эпоху иллиризма особое значение приобретает образ Порина — легендарного хорватского князя, в правление которого хорваты одержали победу над франкскими угнетателями. История Порина — не выдумка, она изложена в средневековом источнике — трактате императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» (середина Х в.), однако ввиду того что правитель с таким именем не известен по другим источникам, правление Порина нередко датировали разными периодами. В первой половине XIX в. в историографии утвердилось мнение, что Порин правил в 820–830-х гг., а продолжавшееся в течение семи лет восстание против франков, которые, если верить упомянутому трактату, крайне жестоко обращались с подвластными им хорватами, завершилось полной победой хорватов около 830 г. Такой датировки придерживался, в частности, хорватский историк Йосип Микоци, автор вышедшей в 1806 г. первой в Хорватии книги, целиком и полностью посвященной истории страны в раннее Средневековье[507].

Для отца модерного хорватского национализма Людевита Гая, с юных лет живо интересовавшего ранней историей Хорватии, Порин был знаковой фигурой. Новая концепция ранней хорватской истории, объединившая элементы раннемодерного иллиризма с новейшими разработками Й. Микоци и других авторитетных историков, была сформулирована молодым Гаем уже около 1833 г. в особой статье, где он подвергал критическому разбору исторические выкладки австрийского историка Ф. Рихтера относительно франкско-славянских отношений IX в.[508] Так, от авторов раннемодерного иллиризма Гай прочно усвоил убеждение, что издревле населявшие Хорватию иллиры (иллирийцы) были славянами. Как мы помним, именно из Иллирии, а точнее из расположенного здесь города Крапины, устремились на север легендарные Чех, Лех и Рус, в популяризацию истории которых уроженец Крапины Гай внес значительный вклад. Далее, по Гаю, события развивались следующим образом. В начале VII в. из расположенной на севере за Карпатами Белой Хорватии, которую Гай именует Северохорватской республикой, в Иллирию пришли славянские племена хорватов, создав на освобожденных ими от аваров землях Иллирии Хорватскую, или Южнохорватскую, республику. При этом следует подчеркнуть, что в представлении Гая историческая и этническая Хорватия охватывала земли современного ему Хорватско-Славонского королевства, Далмации, Истрии, Боснии, а также Штирии, Каринтии и Крайны. Такое представление об исконно хорватских землях, характерное для формировавшейся в 1830-х гг. хорватской национальной идеологии, было впервые сформулировано графом Янко Драшковичем в его знаменитой «Диссертации» — напутствии хорватским депутатам, ставшем одним из программных документов иллиризма[509].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика