В правление Карла Великого Хорватия, согласно Гаю, была завоевана воинственными франками. Против их владычества поднял восстание правивший в Посавской Паннонии (на севере современной Хорватии) князь Людевит. Гай называет Людевита правителем хорватов Посавской Паннонии, хотя в самих франкских источниках его подданные именуются просто славянами. После подавления восстания «народного героя» Людевита «одна часть хорватов» под руководством Порина поднимает восстание и, наконец, после семи лет борьбы, свергает франкское иго. При этом Гай, включавший, как мы помним, в состав Хорватии Штирию, Каринтию и Крайну, отмечает, что освободить удалось не все хорватские земли: жители упомянутых трех областей, которых Гай именует «верхними хорватами», так и остались под франкским господством, оказавшись затем под властью Священной Римской империи[510]
. Хорватское государство, возрожденное Порином, уже более никогда не теряло самостоятельности. Как и все хорватские патриоты, Гай был убежден, что произошедшее в начале XII в. соединение Хорватии с Венгрией было добровольным союзом двух стран, а отнюдь не безропотным подчинением хорватов венгерскому королю.Историческая концепция Гая, а также терминология, использованная им при описании древнейшей хорватской истории, являют собой замечательный пример интерпретации средневековых событий сквозь призму романтического национализма. Показательно, к примеру, использование Гаем в отношении древних хорватских княжеств термина «республика», объясняемое его убеждением в их «демократическо-патриархальном» устройстве. Изображая восстание Людевита как восстание свободолюбивых хорватов, а самого Людевита называя народным героем, Гай именует враждовавшего с Людевитом хорватского князя Борну, помогавшего франкам бороться с восставшими славянами, креатурой франкского маркграфа и даже врагом народа[511]
. Особенно же интересной оказывается в этом националистическом контексте предложенная Гаем трактовка истории Штирии, Каринтии и Крайны как земель, отторгнутых немцами от Хорватии. Неудивительно, что в следующей за изложением исторических событий части статьи Гай с романтической горячностью набрасывается на современных ему литераторов и культурных деятелей упомянутых трех провинций, которые вместо того, чтобы вернуться в лоно хорватской культуры и традиции, пестуют идею отдельного словенского народа. Гай называет их партией сепаратистов[512].В эпоху иллиризма восстание Порина стало рассматриваться важнейшей вехой в ранней хорватской истории отнюдь не только в исторической концепции Л. Гая. Неслучайно именно восстание Порина стало сюжетом второй по времени появления хорватской оперы (1851 г.). Либретто к опере «Порин» написал в 1840-х гг. хорватский поэт Д. Деметер, один из крупнейших литераторов иллиризма. Ставшая одним из самых знаменитых произведений великого хорватского композитора Ватрослава Лисинского, опера «Порин» была поставлена на сцене Хорватского национального театра лишь полвека спустя — в 1897 г.[513]
Своеобразной хорватской параллелью к мифологизированной чешским романтическим национализмом битве чехов с монголами под Оломоуцем стала битва хорватов с монголами на Гробникском поле близ Риеки. Впервые об этой битве кратко сообщает хорватский хронист Иван Томашич, автор «Краткой хроники Королевства Хорватии» (1560-е гг.). Однако подобно тому как это произошло в Чехии с битвой под Оломоуцем, известий Ивана Томашича оказалось достаточно для создания обширного поэтического полотна. Уже упоминавшийся Д. Деметер, автор либретто к опере «Порин», написал в 1842 г. романтическую поэму «Гробникское поле»[514]
, чем превратил битву в признанное «место памяти» хорватского романтического национализма. Конечно, сражение с монголами никогда не играло в хорватской исторической памяти роли столь же важной, как битвы с османами. Однако с точки зрения изучения медиевальных образов, характерных именно для эпохи романтического национализма, важно подчеркнуть, что в отличие от Крбавской битвы, обороны Сигетвара и других знаковых событий эпохи войн с османами, память о которых поддерживалась на протяжении всего Нового времени, актуализация в исторической памяти произошедшей в далеком Средневековье битвы с монголами можно считать своеобразной приметой времени.Польский медиевализм: от сарматизма к мессианизму