Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

При этом в старообрядческой среде распев и книги с записанным распевом получают новое развитие. Так, например, в данной традиции широко распространена книга «Демественник». В Средние века была книга с распевом, носящая такое название, но у староверов она имеет другой состав. Во второй половине XVI в. древнерусскими книжниками был создан «Стихирарь Минейный без Двунадесятых праздников», который в Средневековье имел, скорее, переходное значение между «Стихирарем Минейным» и «Трезвонами». С XIX в. он становится одним из самых востребованных типов книг, при этом вбирает в себя черты других средневековых изданий – «Стихираря минейного», «Дьячье око», «Трезвонов». Именно трудами староверов будут напечатаны певческие книги с невмами[683] (издания А. И. Морозова 1880-х гг. и Л. Ф. Калашникова 1910-х гг.). До этого Русской православной церковью в 1772 г. были напечатаны богослужебные музыкальные издания, но в киевской нотной системе.

Усилиями старообрядцев знаменный распев выйдет за пределы храма. Популяризация исконного распева русского богослужения – знаменной монодии – происходила на периодических хоровых концертах. Точные цитаты знаменного распева композиторы не включают в ткань музыкального произведения. Это обусловлено семантической разницей средневекового песнопения и произведений Нового времени. Знаменная монодия в условиях Нового времени является прерогативой старообрядчества. Заслуга староверов стоит не только в сохранении древнерусского певческого искусства в целом, но и в его развитии. В рукописях староверов чаще всего представлены распевы второй половины XVI–XVII в., но порой включают и период позднего Средневековья – вторую половину XVII – начало XVIII в.

Отечественные композиторы переняли эстафету создания произведений на канонические церковные тексты, придя на смену студийским гимнографам, средневековым распевщикам и барочным творцам мусикии. Таким образом, с окончанием Средневековья русское гимнографическое искусство постепенно (пройдя веху барочной Новоиерусалимской школы) стало перерождаться в новый вид музыки – литургическое творчество русских композиторов.

Русские композиторы черпают образы, поэтические тексты, мелодико-ритмическую основу для своих произведений в богатейшей музыкальной традиции предшествующих времен, тем самым сохраняя и преумножая отечественную культуру. После Средневековья фактически пресеклась традиция создания музыки для новых служб – конструировался лишь поэтический текст, который, как правило, создавался по подобию службы святому такого же ранга или службы общего чина. Музыкальная же часть новой службы не писалась, а исполнялась по типовым мотивам и фразам гласа.

В XIX в. начинается планомерное изучение музыкального наследия Средних веков. Создаются работы по истории богослужебного пения, распевам, книгам, персоналиям. Одним из ранних образцов стала дипломная работа выпускника Киевской духовной академии Н. А. Григорьева (1836 г.) «Историческое обозрение богослужебных книг греко-российской церкви».

Беллетризировать Средневековье

Культ древности был атрибутом романтизма, свойственного мироощущению представителей дворянской культурной элиты. Его распространению способствовала прежде всего литература. По наблюдению Ю. М. Лотмана, в период с 1770-х по 1800-е гг. в России происходит удивительное явление: появился Читатель, причем именно Читатель с большой буквы, как культурно-значимая категория[684], на жизнь которого оказывали влияние прочитанные им книги. Потребность в них стремительно росла благодаря переводам, а с 1820–1830-х гг. – благодаря расцвету жанра отечественной исторической беллетристики[685].

Сперва это была историческая баллада, затем, по выражению М. Г. Альтшуллера, буквально захлестнувший Россию поток исторических романов. «Овальтерскоттился весь свет», характеризовал это явление А. Шаховской[686]. Влияние романов на умы современников было куда сильнее, чем трудов профессиональных историков. Г. П. Макогоненко справедливо отметил, что труды Н. М. Карамзина и В. Скотта выходили практически одновременно, и это сочетание резко двигало вперед историческую рефлексию общества[687]. Известно, что официальный историограф хотел поставить в своем саду статую английского романиста[688].