Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

Впервые в нашем распоряжении оказывается цельный комплекс документов, позволяющих реконструировать представления власти и общества о достойных фиксации и охраны исторических памятниках на территории всей страны. Он демонстрирует, с одной стороны, запрос центральной администрации в лице МВД: что именно она считала нужным увековечивать. С другой – на страницах этих описаний демонстрируется историческая политика местных властей, причем сразу в двух аспектах. Во-первых, становится понятно, как губернаторы и губернские статистические комитеты (которые в основном и занимались составлением перечней памятников) представляли, какой именно информации от них ждут в центре, набор каких памятников надо представить в Петербург. И, конечно, старались соответствовать этому негласному запросу центра. Во-вторых, определяется, каковы были взаимоотношения в области истории и памяти среди региональных чиновников и местных интеллектуалов, энтузиастов, локальных патриотов, краеведов. Ведь информацию для составления перечней памятников надо было где-то брать. Как показала практика предыдущих переписей памятников истории, губернские и уездные чиновники были плохими историками, прока от них оказывалось немного. Надо было запрашивать интеллигенцию. В ряде губерний связь власти и интеллектуальной прослойки отсутствовала полностью, в других, напротив, губернские и уездные учреждения теснейшим образом взаимодействовали с литераторами, краеведами-энтузиастами, музейщиками и т. д.

Отдельно надо обратить внимание на национальные окраины империи. В какой мере в их описании отражались памятники национальной, а в какой – имперской истории? Также стоит рассмотреть хронологию описываемых памятников. Что привлекалось больше – памятники древности или знаки, символизирующие события недавнего прошлого?

Анализ сведений по губерниям и областям позволяет выделить несколько схем описания, которые, видимо, соответствовали более глобальным моделям исторической политики, дискурсам и канонам описания прошлого в Российской империи на рубеже XIX и XX вв. Попробуем их реконструировать.

«Земля средневековых чудес и местных знаменитостей». Одним из самых подробных было описание Курской губернии[779]. Местные власти опирались на активно работавший губернский статистический комитет и местных краеведов. В результате в МВД был представлен подробный очерк, рисующий Курскую губернию настоящим Клондайком для поиска памятников русской истории.

Знания о прошлом Курска были нетвердые, но местные чиновники четко усвоили, что история должна быть как можно древнее. Античных развалин не было, а памятники Средневековья надо было найти. Поиск пошел тремя путями.

Первый – фиксация древнерусских следов. Их было немного. В Курске был колодец, приписываемый Феодосию Печерскому, в 1890 г. над ним местными жителями была возведена часовня. В Путивле выделяется городище, на котором в 1185 г. плакала княгиня Ярославна, жена знаменитого Игоря Святославича, героя «Слова о полку Игореве».

Некоторые места, которые хотелось считать древними, не выдерживали проверки. Так, некоторые курганы и окопы, которые пытались отнести к древнерусскому времени, на поверку оказались вырытыми в XVIII столетии во время Северной войны со шведами. В селе Красная Поляна Щигровского уезда было местечко «Голубец», где стоял крест в месте сражения с монголо-татарами. Согласно преданию, местным жителям мешали духи умерших, все время находились черепа – «мертвые головы», поэтому и возвели крест, после чего мертвые перестали тревожить живых. Крест обновлялся много веков из поколения в поколение, и его с радостью внесли в перечень древнерусских памятных мест. Все испортили местные историки, которые обнаружили, что битва была вовсе не с монголо-татарами, а с крымскими татарами в XVII в., когда русские отбивали у крымцев полон, захваченный ими в Ливнах и Ельце. Здесь примечательна сама попытка удревнить недавнюю историю, найти желаемые следы великого Средневековья, сопротивления монголо-татарам.

Второй путь – фиксация на местности следов явно древнего прошлого, о котором сказать что-то конкретное не получалось. Это многочисленные описания курских городищ, курганов, половецких каменных баб. Некоторые имели названия и даже легенды (например, курган «Высокая межа» под Рыльском считался могилой «древних божеств рылян»: Ярилы и Волка), но в основном описания были уклончивыми. Курская земля представала в духе романтического восприятия истории, исполненной древних тайн.