Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

В издании были обобщены сведения по искусствознанию, археологии, реставрационной практике, архивным изысканиям в области русского средневекового искусства. Конечно, исследование было не свободно от патетики и идеологии, которыми особо отмечены вводные статьи. Так, во вступительной статье ко второму тому, посвященному искусству средневекового Новгорода, В. Н. Лазарев писал следующее: «В тяжелые для Руси времена, когда русский народ сполна познал всю тяжесть монгольского ига, Новгород отстоял свою независимость, а вместе с ней и свою самобытную культуру. На протяжении XIII и XIV веков ему суждено было стать оплотом против шведской и немецкой экспансии. Это был форпост русской культуры и хранитель ее лучших традиций, которые он передал позднее Москве, широко использовавшей его художественное наследие»[1164].

Несмотря на то, что ход развития русского искусства рассматривался авторами исследования порой в ракурсе советской идеологии, этот труд до сих пор остается актуальным для студентов художественных вузов.

В музыкальных учебных заведениях стали уделять внимание изучению истории музыки Средних веков. Так, в музыкальных школах и училищах была введена дисциплина «Русская музыкальная литература». Изучалась история музыки и в консерваториях. В рамках этих теоретических дисциплин уделялось внимание и истории музыки Средневековья, а также произведениям русских композиторов, посвященных событиям средневековой Руси (оперы М. И. Глинки, А. Н. Серова, М. П. Мусоргского, А. П. Бородина, Н. А. Римского-Корсакова и др.).

Так, в учебном пособии по русской музыкальной литературе, составленном Э. Л. Фрид, вышедшем в четырех выпусках[1165], большое внимание уделено именно этим темам. В первой главе первого выпуска пособия рассматривается история музыки до XVIII в. По аналогии с изобразительными искусствами история музыкальной культуры рассматривается по следующим разделам – «Музыкальная культура Киевской Руси», «Музыкальная культура Новгорода», «Музыкальная культура Московской Руси».

Наука и медиевализм: дискуссии в историографии и их влияние на общественную мысль

В послевоенный период историческая наука в СССР окончательно перешла на марксистские рельсы. Никаких альтернативных точек зрения, которые еще мелькали в 1920-х гг., не осталось. Выступления, не укладывавшиеся в русло генеральной линии партии, были возможны, но вытеснялись на маргинальную периферию (книги Л. Н. Гумилева, дискуссии вокруг «Слова о полку Игореве», инициированные работами А. А. Зимина[1166] и А. Л. Никитина[1167] и т. д.). Вместе с тем историки могут гордиться той эпохой: раз за их мнениями столь пристально следили – это означало, что их считали важными и с ними считались (достаточно привести пример, что чисто научной проблемой о времени создания «Слова о полку Игореве» занимался ЦК КПСС). Пожалуй, послевоенная советская эпоха – последняя эпоха в истории России XX в., когда голос ученых-гуманитариев глушился, но ценился. Когда после 1980-х гг. идеологические ограничения были сняты, писать стало можно все, только вот значимость высказываемого научным сообществом мнения и его резонанс в обществе резко упали. Впрочем, это обстоятельство – не тема данного исследования; мы рассмотрим дискуссии советской эпохи вокруг средневековых сюжетов, в которых явно проявилась медиевальная составляющая.

В послевоенные годы крайне идеологизированной оказалась дискуссия о происхождении Древнерусского государства – пресловутый «спор о варягах», норманнизме и антинорманнизме. Дискуссия оказалась вплетена в кампанию по борьбе с космополитизмом – «иностранным влиянием», из-за чего прибрела политическое, а не научное звучание[1168]. Здесь центральную роль сыграл Борис Александрович Рыбаков (1908–2001, член-корреспондент АН СССР с 1953 г., академик с 1958 г.). Он еще до войны выступал с концепцией, что славянские племена антов уже к VI в. достигли того уровня социального развития, на который варяги-норманны выйдут только к IX в.[1169] Из этого следовал логичный вывод, что никакие варяги не могли принести на Русь государственность, поскольку стояли на гораздо более низкой ступени социально-политической зрелости. Чтобы закрепить этот вывод, Рыбаков стал развивать гипотезу о преемственности «антского» и «русского» периодов в истории, удревнял происхождение древнерусской народности и политических структур Древнерусского государства[1170]. В окончательно оформленной концепции[1171] схема древнерусской истории возводилась к первым известным народам на территории нашей страны: геродотовым скифам-пахарям (сколотам), киммерийцам и т. д. Киевская Русь получалась одним из древнейших европейских государств, а русские – одним из самых древних народов. Когда остальные еще были варварами, у восточных славян уже были княжеские династии (киевичи с VI в.), крупные политические объединения («союз полян») и т. д.[1172]