Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

XVIII столетие было переходным периодом, когда русская история к концу XVII в. окончательно оформилась как «старина», когда произошел культурный разрыв со средневековой Русью. Ее образы мало востребованы в публичном дискурсе, где доминирует рецепция европейской культуры от Античности до классицизма и барокко. Но четко проявляются две тенденции. Первая: благодаря старообрядцам и петровским преобразованиям в ментальном пространстве закрепляется противопоставление «старины» и «новизны», а также апелляция в качестве аргументов в споре к образам русского прошлого, позитивным или негативным (в зависимости от спорящих сторон). Вторая: растет понимание, что средневековые образы могут быть полезны в политическом и национальном дискурсах, что и вызывает эпизодическое обращение к ним (развитие культа Александра Невского, спор о начале Руси так называемых «норманнистов» и «антинорманнистов» и т. д.). В культуре закрепляются фигуры и сюжеты, которые в следующем столетии составят основу медиевального канона (князь Владимир и Крещение Руси, Александр Невский и его победы и т. д.). Все это развивается в тени «России новой», мощного культурного и социального реформаторства XVIII в. Эти ростки стихийного медиевализма предвосхитили его расцвет в следующем столетии.

Глава III В поисках своего прошлого: формирование медиевального канона романтизмом и национализмом первой половины XIX столетия

Но кто над светлою рекою

Разбросил груды кирпичей,

Остатки древних укреплений,

Развалины минувших дней?

Иль для грядущих поколений

Как памятник стоят оне

Воинских, громких приключений?

Так, – брань пылала в сей стране;

Но бранных нет уже: могила

Могучих с слабыми сравнила.

На поле битв – глубокий сон.

Прошло победы ликованье,

Умолкнул побежденных стон;

Одно лишь темное преданье

Вещает о делах веков

И веет вкруг немых гробов.

Д. В. Веневитинов

Россия в начале XIX века

Процессы, происходившие в начале XIX столетия в Российской империи, в плане развития национального сознания оказались созвучны происходящему в Центрально-Восточной Европе (возможно, из этой синхронизации впоследствии и разовьется то ощущение культурной «славянской взаимности», о котором писал Ян Коллар). Славяне, порабощенные империями, искали свои нации, но и русские в Российской империи также нуждались в формулировке, что собой представляет русская нация[475]. Им не надо было добиваться суверенитета, но в остальном запросы были очень схожи. Авторы «Новой имперской истории Северной Евразии» определили суть этого процесса для России: «Современная империя в поисках нации»[476]. А. Б. Каменский очень точно заметил, что русское национальное сознание, национальная идентичность «парадоксальным образом обрела зримые черты как раз к тому времени, когда в Западной Европе созревает идея нации и нации-государства, а сама Российская империя переживает свой “Золотой век”»[477].

В правление Екатерины II империя выходит на уровень, когда, по образному выражению, «ни одна пушка в Европе не могла выстрелить без дозволения России». Победы над Турцией, Швецией, Речью Посполитой, огромный территориальный рост, формирование русским офицерством самосознания «екатерининских орлов» способствовали формированию русской национальной идеи, которая концептуализируется и формулируется в конце XVIII – начале XIX в.[478] Хронологически это совпало с ростом национальных и националистических настроений в славянских странах Балкан и Центрально-Восточной Европы. Где развивается национальная идея, там прошлое оказывается все более востребованным в области национализма и государственной идеологии. Отсюда – рост русского медиевализма, в это время он превращается, по сути, из стихийного, интуитивного в официальный канон.