Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

По мнению Карамзина, большинство значимых событий, которые роднят историю России с историей Европы, происходили именно в Средневековье: «Однако ж смело можем сказать, что некоторые случаи, картины, характеры нашей Истории любопытны не менее древних (имеется в виду история Античности. – Авт.). Таковы суть подвиги Святослава, гроза Батыева, восстание Россиян при Донском, падение Новагорода, взятие Казани, торжество народных добродетелей во время Междоцарствия. Великаны сумрака, Олег и сын Игорев; простосердечный витязь, слепец Василько; друг отечества, благолюбивый Мономах; Мстиславы Храбрые, ужасные в битвах и пример незлобия в мире; Михаил Тверский, столь знаменитый великодушною смертию, злополучный, истинно мужественный, Александр Невский; Герой юноша, победитель Мамаев, в самом легком начертании сильно действуют на воображение и сердце»[489].

А. И. Тургенев дал очень точную характеристику значения творчества Карамзина для национальной культуры: «Его историю ни с какою сравнить нельзя, потому что он приноровил ее к России, т. е. она излилась из материалов и источников, совершенно особенный, национальный колорит имеющих. Не только это будет истинное начало нашей литературы; но история его послужит нам краеугольным камнем для православия, народного воспитания, монархического чувствования и, Бог даст, русской возможной конституции. Она объединит нам понятия о России или, лучше, даст нам оные. Мы узнаем, что мы были, как переходили из настоящего status quo и чем можем быть…»[490] По словам Г. П. Макогоненко, «писатель прорубил окно в прошлое, он действительно, как Колумб, нашел древнюю Россию, связав прошлое с настоящим. Прошлое, удаленное от современности на много веков, представало не как раскрашенная вымыслом старина, но как действительный мир, многие тайны которого раскрыты как истины, помогавшие не только пониманию отечества, но и служившие современности. Понятие русского национального самосознания наполнилось конкретным содержанием»[491].

Концепция Карамзина балансирует на тонкой грани между отражением официальной позиции властных кругов Российской империи и рефлексией общественного сознания. Никогда в России историк не награждался государством за свои труды столь щедро, как Карамзин. Из рук царя Александра I он получил 60 тыс. рублей (плюс за ним оставались все доходы от издания «Истории государства Российского»), орден Св. Анны первой степени, повышение в чине до статского советника и даже домик в Царском Селе, где он мог жить в летние месяцы подле императорской фамилии. По личному указу государя «История…» печаталась без цензуры – уникальный случай[492]. В то же время феномен Карамзина состоял в том, что впервые в России книга по истории была настолько воспринята социумом, получила столь громкий общественный резонанс и оказала столь большое влияние на национальную идеологию, причем этот эффект, судя по продолжающимся спорам о наследии Карамзина[493], длится до сих пор.

Императорский медиевализм

Русские императоры XVIII в. проявляли интерес к средневековой истории. Так, Петр I инициировал собирание древних рукописей, а Екатерина II собирала источники для написания русской истории сама. Ее обращение к национальной истории носило во многом личный характер. Императрица очень хотела стать своей для аристократии, именно в ее признании видя залог укрепления своей власти. Отсюда и интерес к истории нации, которой она собиралась править. Екатерина II пыталась писать на исторические темы, а в силу императорского статуса ее интеллектуальные упражнения воспринимались элитами как сигнал к подражанию. Проявления медиевализма были при императоре Павле I, но, что показательно, он ориентировался не на русское, а на европейское Средневековье. Для оптимизации дворянской службы он пытался обратиться к институту рыцарских орденов. В день коронации Павел издал «Установление о Российских императорских орденах», в котором получение высшей награды теперь увязывалось с принадлежностью к обществу кавалеров ордена. По словам Р. Уортмана, «ордена должны были превратить государственную службу дворян в христианское служение, в котором император выступает и первосвященником, и государем»[494]. В подражание Средневековью вводились ритуалы с мечами, одеждой и т. д.

В дальнейшем это получило развитие в мечтах Павла о создании особого русского рыцарского ордена, который должен внушить дворянству принципы самопожертвования, долга и дисциплины. Для этого потребовался Мальтийский орден, гроссмейстером которого Павел стал в 1798 г. Новые ритуалы, по словам Р. Уортмана, «сделали императора и рыцарей русским аналогом средневековых орденов крестоносцев». Михайловский замок (резиденция Павла) строился как средневековый[495].