Мода как культурный перевод. Знаки, образы, нарративы

Таким образом, проекция представляет собой механизм перевода и «самоперевода». Воспроизведение образов происходит не в пространстве между «оригиналом» и «копией», «переведенной» с языка «оригинала», – предполагается, что оригинал уже содержит в себе условие перевода, являясь объектом разглядывания. Технологии воспроизведения: кино и фотография, видео, пиксели и, наконец, цифровые сигналы – связывают проекцию с порождением образов и изображений. Сегодня оптическое бессознательное, как его определил Беньямин, принадлежит сфере цифровых технологий, трансформирующих визуальные знаки в образы мира.

На мой взгляд, модель, предложенную Чоу для анализа кино, можно применить и к другой знаковой системе – моде, то есть социальной репрезентации одетого тела. Мода – это визуальность, ведь она подчеркивает эстетический аспект тел и форм, разумеется, на более глубоком уровне, несводимом к одному только внешнему виду. Одетое тело – одновременно объект и субъект взгляда, ведь его обладатель смотрит на другие тела, подражая им, и позволяет смотреть на себя, выступая как носитель некоего отличительного признака. Одежда и другие украшающие тело предметы «прикасаются» к нему и вместе с тем определяют его наружность, явленную окружающему миру. Выводя из этого образа социальное положение человека или, например, этническую принадлежность, мы используем одежду как настоящий инструмент перевода. Иногда такие выводы строятся на стереотипах. Например, женщину в парандже наблюдатель неизбежно «переведет» (в зависимости от обстановки, в которой он ее видит, и от того, кем является он сам) как «мигрантку», «скромную», «покорную», «очаровательную» и так далее. Вместе с тем она, одеваясь так, тоже «переводит» себя как объект взгляда и социальной репрезентации. Возьмем другой пример: женщина в шубе будет выглядеть «замерзшей», «богатой» или «обыкновенной» в зависимости от того, встретилась ли она наблюдателю в южноитальянском городе, на премьере в Ла Скала в Милане в 1968 году или же это эскимоска, увиденная туристом в Гренландии.

Ориентализм

Мода – система, не ограничивающаяся индивидуальными привычками в одежде; это «костюм» – иначе говоря, социальный институт (Barthes 2006), регулирующий и воспроизводящий одетое тело. Мода – «проекция» человеческого тела в двух обозначенных Чоу смыслах: как одежда, которую человек носит, и как воспроизводимый образ, оказывающийся в синкретичных отношениях с фотографией, кино и всеми визуальными технологиями. К тому же вербальные знаки моды трансформируются в настоящие визуальные знаки, как показал Ролан Барт в «Системе Моды» на примере журналов, где мода существует в виде «описания» (Барт 2003). То же самое касается вербальных знаков в рекламе, слов, рисунков и логотипов как принадлежности бренда или семиотической функции надписей на футболках, то есть любых случаев, когда посредством одежды текст наносится на тело (Calefato 1996). Как пишет Барт, «печатная» одежда дает наблюдателю то, чего мы не найдем в естественных языках, – «чистую синхронию» (Барт 2003: 41). В этом смысле одежда не функционирует как язык: «суть одежды-описания целиком заключена в ее смысле» (Там же: 42).

Некоторые формы репрезентации одетого тела и некоторые предметы одежды стали знаковыми примерами культурного перевода. Словосочетание «культурный перевод» я в данном случае употребляю в двух значениях: подчиненной культуры, вынужденно переводимой на язык культуры доминирующей, и конструирования пространства взаимодействия между культурами, или «третьего пространства», как называет его Хоми Баба (Bhabha 1994)26, а в терминологии Чоу – «третьего языка» (Chow 1995). Мода как визуальная и массовая культура представляет собой систему, образцово воспроизводящую оба значения культурного перевода. В прошлом знаки «незападной» одежды воспринимали как приметы «инаковости», чуждой моде, которая считалась достоянием Запада.

Исторически формирование связующей социальной системы, которую мы называем «модой», действительно тесно связано с «модерностью» как ключевой характеристикой буржуазных обществ Европы (Paulicelli 2014). Причем эта модерность, европейская буржуазия, создание западных капиталистических государств с их экономикой с самого их возникновения существовали за счет сырья, людей и товаров, поставляемых Европе другими регионами. Так, текстильная промышленность, двигатель и основа самой возможности создавать моду, родилась и активно развивалась в Англии XVIII века в тесной связи с расцветом британской колониальной империи. «Экзотика», «шинуазри», «японский стиль» веками питали утонченные вкусы жителей Европы, а позже и Северной Америки в одежде, фарфоре, мебели и гобеленах. Хлопок, необходимый для производства одежды, опять же выращивали рабы, вывезенные из Африки и трудившиеся на американских плантациях.