Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

Сначала он хотел, чтобы я перегнулась пополам и руками касалась ног. Разумеется, через пять минут ноги у меня совершенно онемели. Это было ужасно – очень, очень больно. Глядя на некоторые его картины, просто не понимаешь, как кто-то мог ему позировать. Я, по крайней мере, стояла прямо, перенося вес то на одну, то на другую ногу. Картина писалась полтора года. Мы тратили на это восемь часов в неделю[272]. Несмотря на все неудобства, Тодд считала, что позирование Аглоу научило ее большему, «чем всё остальное в Слейде». Аглоу, как свидетельствуют многие его студенты, был учителем, который умел вдохновлять.

Целью этой невиданной процедуры было устранить искажения, которые возникают, если смотреть на объект с одной фиксированной позиции. Мало кто из художников придавал этому такое значение, как Аглоу, и предлагал такое мучительное и сложное решение. Проблему создал метод Колдстрима: он стремился дать точные измерения положения каждого предмета, который писал. Для Колдстрима – и для его ученика Аглоу – модель представляла собой проблему «бесконечно широкую», как смиренно замечал он. Попросту говоря, то, что пытались сделать они оба, невозможно с геометрической точки зрения. Измеряя трехмерный объект на расстоянии вытянутой руки, художник, по сути, изучает вогнутость, искривленность пространства. Однажды, работая над изображением полулежащей обнаженной, Колдстрим разволновался и объяснил модели: «Я потерял где-то несколько дюймов и теперь мне придется вас состыковывать, как космический корабль»[273].

Аглоу относился к таким аномалиям гораздо более серьезно, чем Колдстрим, исследуя то, что представало перед ним, с изобретательностью ученого-любителя. Внутри его мастерской в Клэпеме было множество приспособлений для написания картин, включая неизменный отвес, как на портрете Дафны Тодд, чтобы направлять взгляд на «нужное место» – то есть каждый раз на одно и то же место. Затем он проводил измерения, пользуясь инструментом собственного изготовления, который изначально был нотным пюпитром.

Прижав это хитроумное устройство к щеке и закрыв один глаз, он измерял и сравнивал пропорции модели (или предметов натюрморта: груши либо персика), словно матрос с секстантом – так же тщательно. Хотя измерения были исключительно точны, окончательное изображение оказывалось отнюдь не реалистичным. Поскольку Аглоу старался точно передать то, что видел, глядя на Тодд, на картине она выросла с пяти футов девяти дюймов (ее настоящий рост) до семи футов – великанша! Но надо сказать, что он стремился не к реализму.

В каком-то смысле то, что делал Аглоу, было далеко от реализма. Он объяснял: «Если картина не абстрактная, она совсем нехороша; картины должны иметь основу – не абстракцию, как в "абстрактном искусстве", а вещь, которая живет сама по себе». Достичь этой цели было все равно что решить сложное уравнение. Аглоу считал, что в основе картины должен лежать прямой опыт. Например, он никогда не отталкивался от фотографий, потому что любил «остроту правильного света в правильное время, с намеком на неяркий цвет». Цвет должен был «звенеть». С другой стороны, полосы различного размера – код, отображающий его обмеры обнаженного тела Тодд, – проведенные то ли неосознанно, то ли сознательно, придают картине очень стильный вид: заостренная, жесткая абстракция словно бы захватывает фигуру.

В художнических выдумках Аглоу есть много от Пьеро делла Франческа и немало от Евклида. Его работы основываются на геометрии более прочно, чем работы Мондриана или Робина Денни, начиная с пропорций холста – Аглоу предпочитает правильный квадрат или «золотой прямоугольник» (то есть стороны соотносятся по правилу золотого сечения: как 1:1,618). Еще он любит прямоугольники с пропорциями, соответствующими квадратному корню числа. Таким образом, в своих ню он пытается загнать трудноуловимую многосложность человеческой плоти в математическую формулу, с исключительной точностью отображая на холсте измерения каждого изгиба. Психология этим не занимается; мировосприятие Аглоу, как и других выдающихся художников, в высшей степени необычно.