Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Все пятеро журналистов разделяли две основные предпосылки касательно жизни в России и Советском Союзе, с помощью которых они понимали этот голод. Во-первых, они в целом выразили большой энтузиазм по поводу программы быстрой модернизации Советского Союза, превращающей отсталую сельскохозяйственную страну в современную индустриальную. Как и их единомышленники из научных кругов, они признавали, что эта программа сопряжена с высокими затратами, но объясняли это ценой стремления России к промышленному величию. Во-вторых, оценки журналистами этих затрат снижались за счет того, сколь низкого мнения они были относительно русского национального характера. Западные журналисты презирали крестьянство почти так же, как советские чиновники. Эта группа журналистов использовала стереотипы национального характера, предполагая, что русские и особенно крестьяне плохо приспособлены для современной эпохи. Западные эксперты мало чего ожидали от русских, кроме пассивности, консерватизма и апатии[396]. Таким образом, любые изменения должны были обойтись высокой ценой, но даже это можно было объяснить приписываемыми русским выносливостью и терпением.

Но как же журналистские стандарты объективности и профессионализма? В представлениях о журналистике произошли изменения, и теперь важнейшим аспектом репортажа стала считаться не объективность, а интерпретация. Журналистика считалась качественной, если она контекстуализировала события, а понятия национального характера и отличий обеспечивали такой контекст. В американских описаниях доминировали предпосылки о советской модернизации и русском характере. Подобно тому как при профессионализации научные знания вбирали в себя старые, любительские идеи о том, что Россия сильно отличается от других стран, так и в ходе профессионализации журналистской практики нашлось место для любительских представлений о ее экзотичности из репортажей XIX века. На самом деле у профессиональных журналистов было даже больше, чем у научных экспертов, возможностей подробно обсудить особенности русских. Якобы присущие русским качества, о которых писали журналисты в соответствии с самыми высокими стандартами своей профессии, наводили на мысль о неизбежности и даже желательности для русских трудностей на пути к модернизации. Более того, сами эти новые профессиональные стандарты в журналистике возникли в результате разногласий по поводу американских репортажей из России.

Задолго до захвата власти большевиками в 1917 году жители Запада боролись с правительством России и между собой из-за новостей, поступающих из Российской империи[397]. Например, после публикации провокационной критики сибирской ссылки правительство России запретило Джорджу Кеннану въезд в Россию. И на протяжении всей Русско-японской войны и революционной борьбы 1905 года имперское правительство сохраняло жесткий контроль над хорошими и плохими новостями. В разгар этого кризиса Мелвилл Стоун из «Associated Press» ввел кратковременную либерализацию цензуры иностранных новостей. Стоун надеялся, что эти новые правила позволят вести репортажи из Санкт-Петербурга, вытеснив пренебрежительное освещение России журналистами-иммигрантами в Соединенных Штатах. Русофил Чарльз Крейн приветствовал действия Стоуна по вытеснению «еврейских элементов в Нью-Йорке», которые предоставляли только «враждебные [и] разобщающие» новости о Санкт-Петербурге[398]. Получение новостей из России само по себе было политизировано.

Неудивительно, что кульминационный момент политических репортажей из России пришелся на революционные волнения 1917 года. Наиболее заметной была эпическая работа Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», первоначально выпущенная циклом в 1919 году. Современники Рида имели гораздо меньший успех во время своего пребывания в России, чем он. Из семи репортеров, работавших на американские газеты в революционной России, четверых попросили уехать, а еще одного лишили аккредитации. Двум другим пришлось хуже, им грозили арест и тюремное заключение как шпионам. К концу Гражданской войны в 1920 году ни один западный журналист не вел репортажей из России [Desmond 1980, ch. 14].