Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Некоторые из московских коллег Дюранти действительно поклонялись Марксу и Ленину, считая свои командировки паломничеством в землю обетованную коммунизма. Уильям Генри Чемберлин, например, уехал в Россию по настоянию вездесущего Гумберга, попутчика, который подружился с Чемберлином и его женой Соней в Гринвич-Виллидж. Вскоре после окончания Хаверфордского колледжа Чемберлин отправился в Гринвич-Виллидж, чтобы поучаствовать в обсуждениях популярных там социалистических взглядов. Впервые он познакомился с социализмом благодаря своим родителям, выходцам из среднего класса; его отец был одним из тех, кто голосовал за социалистов не из-за веры в марксизм, а из-за отвращения к другим кандидатам. Уильям Генри считал социализм особенно полезным для понимания мировой войны [Chamberlin 1940a: 15, 42]. Оказавшись в Гринвич-Виллидж, Чемберлин писал статьи для различных периодических изданий левого толка, включая «The Call» (печатный орган социалистической партии) и «Soviet Russia Today» [Chamberlin 1937b: 209]. Он работал в штате «New York Herald Tribune» под руководством легендарного редактора книжных обзоров Хейвуда Брауна. Его бывший руководитель позже вспомнил, как Чемберлин с вызовом говорил, что «заскучал внутри» капиталистической системы. Браун высмеял разочарование своего помощника в том, что его желание «свергнуть правительство США <…> посредством книжных колонн» не вызвало страха в сердцах буржуазии [Broun 1935: 441–442]. Книжные рецензии Чемберлина не только охватывали эти темы, но и несли в себе пламенный язык советского пропагандиста. Даже работая с такими ограниченными людскими ресурсами, какие преобладали в России, писал Чемберлин, большевики предпринимали «грандиозные и героические действия, чтобы ускорить медленный ход времени»[402]. Устав наблюдать за революцией издалека, в 1922 году Соня и Уильям Генри отплыли в Москву, куда прибыли полные надежд, но с пустыми карманами. Поработав внештатным автором, Чемберлин нашел работу корреспондента в «Christian Science Monitor». Эта работа, отметил Гумберг, послужила «источником денег», обеспечивая стабильный доход, необходимый для поддержки его неоплачиваемой политической работы. Чемберлин, по-видимому, с этим согласился; его редакторы позже описали его отношения с «Monitor» как существующие лишь для получения «хлеба с маслом»[403].

На протяжении 1920-х годов Чемберлин продолжал восхвалять большевизм. В статье, красноречиво озаглавленной «Удивительный большевик», он сочувственно повторил утверждение одного большевика о том, что крестьяне «лишь немного отличаются от животных». Он восхвалял большевистских лидеров того времени: Троцкого – за его «могучий гений организации», Карла Радека – за аргументацию, а Ленина – за лидерство. Неудивительно, что в 1923 году советские милицейские чиновники называли его «очень дружелюбным» репортером[404]. Во время работы в «Monitor» Чемберлин также принимал участие в различных публикациях левого толка, в конечном итоге став корреспондентом «Manchester Guardian», бастиона британского просоветского либерализма. К 1927 году часть первоначального энтузиазма Чемберлина начала угасать, чему способствовала не только критика его жены в адрес СССР, но и настойчивое требование «Monitor», чтобы он «не говорил ничего, <…> что может быть истолковано как комплимент нынешнему порядку вещей в России» [Meyers 1973: 135–136][405]. Удовлетворенные тем, что его статьи для их журнала проходили такой политический тест, редакторы не трогали (либо по незнанию, либо из великодушия) его многочисленные работы в других периодических изданиях.

Луис Фишер, как и Чемберлин, начинал в Филадельфии, а закончил в Москве. Но промежуточные пункты его паломничества отличались от пути, пройденного Чемберлином. Ранний сионизм Фишера, родившегося в еврейском гетто, был им преодолен благодаря службе в «Еврейском легионе» в Палестине. В конце 1921 года Фишер уехал в Европу к своей девушке, уроженке Латвии, филадельфийке Берте Марк, которая только что устроилась на работу в советское представительство в Берлине. Фишер там не остался, а работал внештатным репортером в Европе, путешествуя по столицам Старого Света, которые казались ему «ошеломленными и все еще истекающими кровью» спустя годы после окончания войны[406]. Путешествуя по Европе, а также разговаривая со своей девушкой «Маркушей», он узнавал все больше и больше о потенциале Советской России и особенно о ее новом подходе к международным отношениям, и осенью 1922 года он впервые приехал в Москву.