Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Все пятеро журналистов, независимо от того, прибыли ли они в Россию по политическим или профессиональным причинам, столкнулись с изменившимися условиями репортерской работы. Предыдущие поколения иностранных корреспондентов придерживались строгой эмпирической диеты – только факты – в стремлении достичь журналистской объективности. Однако после Первой мировой войны, как убедительно отметил социолог Майкл Шадсон, многие журналисты пришли к выводу, что фактов уже недостаточно. Развитие пропаганды, расширение цензуры и возникновение связей с общественностью означали, что новостные сообщения все чаще воспринимались однобоко. Репортеры больше не могли просто повторять услышанные новости; теперь они должны были их оценить и поместить в более широкий контекст [Schudson 1978: 120, 151–155][414]. Практикующие журналисты и ученые в равной степени выразили эту цель в актуальных выражениях: факты без интерпретации приводят к общественному недоумению – почти все наблюдатели использовали это слово – в отношении международных событий. В безмятежные дни перед Первой мировой войной, писал один из таких комментаторов в недавно созданной Школе журналистики Колумбийского университета, любой читатель мог понять новости «без помощи Уолтера Липпмана». И все же в сложном мире конца 1920-х и начала 1930-х годов голых фактов уже было недостаточно: «Оставить предмет голым, не одетым в его историческую среду, значит предложить читателю его вообще не читать, потому что для него это мало что значит. <…> Неудивительно, что он сбит с толку и равнодушен». Решением этой проблемы стала интерпретация: журналисты должны объяснить, «почему и как это произошло и что это значит» [Brucker 1937: 232]. Пришло время отказаться, писал другой журналист, ставший ученым, от «почти фанатичного настаивания на фактах, которые предлагались без какой-либо основы и которые поэтому практически нельзя было понять» [Desmond 1937: 8–9].

Уолтер Липпман сам оказал помощь в этом вопросе. В речи 1931 года он сосредоточил внимание на обязанностях американских иностранных корреспондентов в связи с вновь обретенной ролью Америки как «мировой державы вопреки нам самим». Международные отношения США когда-то сводились к простым идеям и фразам – «доктрина Монро» или «никаких обязывающих союзов». Но такие термины больше не могли объяснить сложность послевоенного мира или место в нем Америки. Чтобы проникнуть в «густой туман деталей» международных отношений, писал Липпман, требовалось перейти от фактов к интерпретации – «исследованию, осторожному, сочувственному и без догматических предубеждений» [Lippmann 1931: 161–163]. Американские журналисты в России и во всем мире откликнулись на эти призывы, предлагая не только факты, но и интерпретации происходящего в иностранных государствах. Для большинства западных репортеров в Москве сущность русского национального характера составляла решающую часть их интерпретации советских пятилеток – элемент, благодаря которому их энтузиазм по поводу планирования казался не просто логичным, но и необходимым.

Когда в 1928 году начались пятилетки, у каждого из этих пяти американских репортеров были свои причины с энтузиазмом их поддерживать. Фишер, Чемберлин и Лайонс, которых изначально Россия привлекала по идеологическим соображениям, высоко оценили индустриализацию за то, что она приблизила СССР (а в конечном итоге и весь мир) на один шаг к социализму. Для Дюранти, увлеченного быстрыми экономическими переменами и пренебрежительно относящегося к крестьянству, планы представляли собой кампанию по втягиванию России в индустриальную современность, приведшую к серии сражений, которыми он наслаждался. И несмотря на свою сильную любовь к крестьянству, Хиндус одобрил советское планирование, и особенно коллективизацию, за стремление модернизировать сельскую местность, избавив ее от средневековой нищеты. Хотя эти журналисты руководствовались разными мотивами и репортажи каждого имели свои особенности, у них прослеживается ряд общих тем. Все пятеро осудили пассивность крестьян и высоко оценили попытки большевиков побудить их к действию. Кроме того, большинство из них включили знакомое упоминание об «азиатской России» в объяснения бездействия крестьян и их способности выдерживать большие трудности во время переделывания советской деревни. Эти две тенденции объединились, чтобы оправдать необходимость реконструкции сельского хозяйства, несмотря на высокие затраты. В глазах этих журналистов первая пятилетка была частью действий Советского Союза, заставляющих «голодать ради величия».