Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Это обучение дополнило, по крайней мере для Кеннана, уроки, полученные в Принстоне и ФСС. Он благодарил одного из своих берлинских преподавателей, Антона Пальме, за то, что многое узнал от него о русском национальном характере. Ссылаясь на язык немецкого историзма с его акцентом на конкретные исторические силы в противовес бесплотным идеям, Кеннан вспоминал, что Пальме объяснил, как реалии географических особенностей страны сформировали русский характер [Ilchman 1961: 240; Propas 1984; Pohl 1913: 16–17][504]. Реалии, такие как характер и национальные интересы – а не эфемерные явления, как правительства и идеологии, – определили надлежащие темы для дипломатов Келли. В рамках этой учебной программы Келли также передал своим протеже свое уважение к царской России, недоверие и неприязнь к большевикам, а также научное отношение к объекту своего исследования. Окончивший аспирантуру Келли добился в этой последней задаче такого успеха, что один коллега позже выразил недовольство, что сотрудники восточноевропейского отдела демонстрировали узкий и педантичный «склад ума кандидата наук»[505].

Обладая серьезным складом ума, Келли стремился узнать как можно больше о Советском Союзе – несмотря на то что он был решительно против официального американского дипломатического признания. Он создал «пост прослушивания» Советов в Риге, в то время столице независимой Латвии. Небольшой штат сотрудников занимался анализом событий в России, используя новостные репортажи и интервью с иностранцами, которые посетили СССР [Grant 1978: 107–110]. Кеннан, Боулен и другие участники языковой программы присоединились к этому «посту» для прохождения летней стажировки в ходе своего обучения. Там они совершенствовали язык и навыки профессиональных наблюдателей за Россией.

Точно так же, как ФСС стремилась привить чувство корпоративной сплоченности Заграничной службе в целом, более скромная программа Келли делала то же самое для «его мальчиков» в восточноевропейском отделе. Стажеры и другие дипломаты, изучавшие Россию, циркулировали из Вашингтона в Ригу, Берлин, Париж и в конечном счете Москву и хорошо узнали друг друга. Дух товарищества распространился и на других русистов, таких как Лой Хендерсон, который не проходил программу в Европе. Все они с большим энтузиазмом изучали Россию, обсуждая свои идеи в конференц-залах, ресторанах и барах по всему миру. Как отметил один немецкий дипломат, американские эксперты по России разделяли «единодушную одержимость» своим предметом[506].

Хотя трое наиболее успешных молодых сотрудников восточноевропейского отдела в 1930-х годах разделяли общие взгляды на Россию, они сильно отличались друг от друга личными качествами и политическими взглядами. «Чип» Боулен, происходивший из семьи немецких промышленных магнатов, активно общался как с американцами, так и с русскими. Кеннан, талантливый, хотя и задумчивый юноша, приобрел репутацию нелюдима задолго до работы на дипломатической службе и даже до поступления в Принстон; в его школьном ежегоднике в графе о личной неприязни значилось «вселенная». Однако Хендерсон даже превзошел Кеннана в скованности; так, например, глава его мемуаров, описывающая его ухаживания за невестой и вступление в брак, носит откровенно неромантичное название «Изменение семейного положения и перевод в Госдепартамент» [Wright 1972: 6; Henderson 1986, ch. 20]. Тем не менее эти трое разделяли не только свою одержимость событиями в СССР, но и общие представления о социальной иерархии и национальном характере. Эти общие идеи во многом закрепили Школа иностранных дел, программа языковой подготовки и чрезвычайно серьезная атмосфера восточноевропейского отдела.