Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Мид вошла в число социальных психологов, исследовавших различия в «характере», однако эта деятельность существенно отличалась от первоначального обращения к национальному характеру. Некоторые из наиболее заметных социально-психологических исследований были посвящены радикальным идеологиям – особенно коммунизму – как симптому психопатологии, если не самой форме патологии. Натан Лейтс, например, предпринял психологическое исследование большевизма, которое было сосредоточено на его идеологических и политических аспектах и где почти не рассматривался русский контекст большевизма. «Я хотел бы решительно заявить, – провозгласил он во вступлении, – что в этой книге я не делаю никаких утверждений о русском “национальном характере”». Лейтс пришел к выводу, что характер большевика сформировался под влиянием двух побуждений, отсутствующих в русском характере: озабоченности смертью (что аккуратно переворачивало отношение к этому вопросу русских) и «влияний латентного пассивного гомосексуализма»[581]. Большевик, а не русский, был соответствующим типом личности.

Ученые, которые сосредоточились на национальном характере как таковом, работали в рамках подобных психологических принципов. Те же психологические инструменты, которые использовались для анализа западных обществ, с равной объясняющей способностью применялись и к России. Особенности, если их вообще выделяли, коренились не в истории, а в современных оценках индивидуального поведения и патологии[582]. Этот фрейдистский уклон также проявился и в других работах, таких как печально известная корреляция Джеффри Горера между плотным пеленанием младенцев и будущим деспотизмом [Gorer, Rickman 1962]. Кроме того, как многозначительно отметил социолог Дэниел Белл, исследования были сосредоточены на отдельных людях – «модальных личностях» общества – без какой-либо явной связи с тем, что сделало определенные тенденции национальными. Не уделяя внимания расовым и географическим особенностям, как в более ранних моделях национального характера, психологические исследования национального характера изучали симптомы, но не причины. В целом исследования национального характера предложили неадекватные определения его ключевых терминов «нация» и «характер» [Bell 2000; Bell 1980]. Эти исследования не дали никаких указаний на то, почему набор черт, каким бы конкретным он ни был, должен соответствовать национальным или этническим границам. Вместо этого они представили широкие обобщения культурных различий, в той или иной степени меняя социально-психологический жаргон. Но в любом случае эти исследования скоро стали вторичными для серьезной науки об СССР. Именно этот краткий психологический поворот историк Карл Шорске назвал «деисторизацией» общественных наук в 1950-х годах [Schorske 1989: 103; Herman 1995, chap. 5].

Опыт Второй мировой войны не только помог дискредитировать биологические теории различий между людьми, но и дал некоторые намеки на то, что последует, по крайней мере в представлениях о России. Союз военного времени между Соединенными Штатами и СССР привел к ряду утверждений о сходстве между этими двумя обществами. Джозеф Дэвис, американский посол в Москве в конце 1930-х годов, написал эгоистичную автобиографию «Миссия в Москву». Эта книга, которую подчиненные мудреца прозвали «Подчинение Москве»[583], доказывала наличие общности духа, а не только общих целей, в американо-советском союзе военного времени [Davies 1941; Kennan 1967, 1: 82–83; Levering 1976, chap. 5].