Пример Харпера был необычен тем, с какой скоростью и в сколь полной мере он в результате изучения общественных наук превратился из антибольшевика в пробольшевика. Тем не менее другие американские наблюдатели также обнаружили, что их идеи изменились, когда они оказались выражены на современном общественно-научном языке. Как и Харпер, социолог Джером Дэвис начал свое знакомство с Россией до революции и не имел непосредственной заинтересованности в научном анализе. Дэвис, сын миссионеров, буквально родился посреди движения Социального Евангелия и был воодушевлен его целью улучшения жизни бедных. После завершения учебы в Оберлине он изучал общественное благосостояние в Колумбийском университете. В 1917 году ему была предложена возможность работать с русскими военнопленными, и Дэвис отправился в Москву, Петроград и Туркестан в составе ИМКА[275]
. Хотя поначалу он был яростно настроен против большевиков, вскоре он поменял свое мнение. Хотя они «заслуживают серьезной критики», писал он в 1919 году, американское правительство тем не менее должно признать большевиков правителями. Он привел два аргумента в пользу признания: во-первых, если бы существовал выбор между большевизмом и возвращением к царизму, большинство американцев предпочли бы первое; и во-вторых, большевики, хотя и имели существенные недостатки, представляли русский народ со всеми его несовершенствами [Davis 1919c: 345, 349; Davis 1919b: 367; Davis 1919a: 199]. Дэвис подробно останавливался на обеих этих темах в течение следующих нескольких лет. Он продолжал выступать за дипломатическое признание в надежде, что оно смягчит большевиков [Davis 1924: 76–80]. И он продолжал энергично перечислять недостатки русского национального характера. «Очень детская» натура русских, утверждал Дэвис в 1920 году, объясняла успех большевиков. Учитывая незрелость населения, России нужен был сильный лидер, «железная воля», которой не хватало главе Временного правительства Керенскому [Davis 1920: 24; Davis 1927c: 572]. Как и многие американские советники во время Гражданской войны в России, Дэвис подчеркивал неспособность русских заботиться о своих интересах.Три года понаблюдав за революционными переменами, Дэвис вернулся в Колумбийский университет уже с более выраженными научными интересами. Он сменил научного руководителя, перейдя от сторонника теории общественного благосостояния Эдварда Дивайна к Франклину Гиддингсу, энергичному человеку, поддерживающему решительно эмпирическую социологию, хотя оба этих ученых оставили свой след в трудах Дэвиса. Ранние статьи Дэвиса были написаны в духе идей Дивайна о социальных реформах. Например, в рамках исследования, финансируемого Всемирным Межцерковным движением (англ. Inter-Church World Movement), Дэвис изучил жизнь славянских иммигрантов в Соединенных Штатах. В заключение он призвал повысить заработную плату и улучшить условия труда на американских фабриках. Зловещий подзаголовок одной работы «Большевики или братья?» описывал выбор, который, по мнению Дэвиса, должны были сделать американцы: если американские работодатели будут упорствовать и продолжать плохо обращаться с иммигрантами, новоприбывшие, несомненно, станут большевиками. Эти иммигранты были «изолированы от лучшего в Америке» и, таким образом, имели мало оснований для ассимиляции или поддержки своей новой страны[276]
. В книге выражалась надежда на то, что славяне в Америке действительно станут братьями, а не большевиками.Однако к тому времени, когда появилась его книга об иммигрантах, Дэвис сменил язык социальных реформ на терминологию научной социологии. В значительной степени это произошло из-за влияния на молодого ученого Гиддингса[277]
. Гиддингс, отчасти восставший против своего религиозного воспитания, обратился как для политического, так и для интеллектуального вдохновения к теориям Герберта Спенсера. Гиддингс хотел, чтобы новая область социологии по возможности подражала естественным наукам; «…нам нужны люди <…> которые займутся арифмометрами и логарифмами», – писал он в 1909 году. Центром эмпирической работы Гиддингса была его теория «сознания рода (the consciousness of kind)». Люди, писал Гиддингс, от природы испытывают влечение к другим, похожим на них самих. Применение этой теории объяснило бы поведение человека гораздо лучше, чем чисто экономические, политические или религиозные факторы, которые изучают смежные дисциплины[278]. Увлеченный идеями Гиддингса, Дэвис быстро включил их в свои работы, часто используя эти концепции для подкрепления позиций, которые он уже занимал. Таким образом, в своей «Социологической интерпретации русской революции» Дэвис сослался на понятие Гиддингса о «сходстве воззрений», чтобы подкрепить свое предыдущее утверждение о том, что большевики были представителями русского населения [Davis 1922b: 227, 243].