Моё пост-имаго

И вот накануне вечером, прямо перед началом туманного шквала, неудовольствие господина сержанта ощутили на себе именно Бэнкс и Хоппер, которые частенько исполняли его личные поручения: ходили по различным адресам, выбивали долги, притесняли и запугивали.

На этот раз сержант злился на вокзальных констеблей, поскольку не смог их разыскать, когда возникло очередное такое поручение. Он сказал, что ему пришлось посылать Шоппли, который делал все правильно сугубо через раз, – повезло еще, что это был именно тот, удачный, раз.

– Это было очень важное поручение! – сжав зубы, процедил сержант.

– У вас все поручения важные, сэр, – ответил Хоппер, пытаясь подлизаться, но Гоббин поглядел на него так, что бедняге показалось, будто его кожу с лица начали срезать ножом.

– Это было из, – старший сержант понизил голос, – деликатных поручений.

– А-а-а, – понимающе закивали оба констебля. «Деликатное поручение» означало, что у него есть заказчик – скорее всего, богатый, влиятельный и непременно желающий остаться неизвестным.

– Так что вы прошляпили по двадцать фунтов на каждого, и это за дело на четверть часа.

– Какая жалость… – проскулил, искренне жалея об упущенной возможности, Хоппер.

– А что было за дело? – поинтересовался более любопытный Бэнкс.

– Требовалось встретить некоего мистера у кое-какой сигнальной тумбы, прикинуться, что стоишь на посту, и направить этого мистера по определенному адресу.

– И верно, дело – пшик.

Впрочем, оба констебля точно не смогли бы им заняться, так как в это самое время выслеживали Черного Мотылька, о чем они, разумеется, доложили сержанту. Тот для проформы накричал на них и для вида поугрожал, что они не только не получат паровые самокаты, но при этом он отберет у них старые, после чего с ноткой отеческой злобы заключил:

– Но раз уж взялись, извольте выполнить. Вот и будет повод утереть нос Мэйхью, а то что-то слишком уж возится с ним господин комиссар. «Лучший сыщик города», тоже мне! Нужно воспользоваться возможностью, пока Мэйхью отстранен, и изловить эту тварь, схватить виновников и доказать господину комиссару, что и без Мэйхью мы прекрасно справляемся. Глядишь, его и не вернут обратно.

– Но, сэр, – сказал Бэнкс, – дело приняло весьма острый оборот. Нам бы не помешало вооружение…

– А дубинки ваши вам на что? Затылки чесать?

– Сэр, тварь злобная – уже убила двоих, ранила еще одного, – начал было Хоппер, а Бэнкс поспешно добавил:

– Сэр, она летает. Дубинками нам ее не достать.

– Убедительно, Бэнкс, – сказал старший сержант Гоббин, выдал вокзальным констеблям два девятизарядных «реддинга» и велел взять к ним патроны в оружейной комнате. Бэнкс и Хоппер предусмотрительно запаслись патронами на случай целого нашествия Черных Мотыльков.

Так как в обычное время огнестрельное оружие уличным констеблям не выдавалось, «обновка» сразу же привлекла внимание всего паба, а Бэнкс с Хоппером к тому же, нисколько не стесняясь, устроились на самом видном месте и принялись чистить револьверы, не особенно при этом понимая, зачем их вообще нужно чистить. Каждому, кто подходил с вопросами, они важно сообщали, что им поручено невероятно опасное дело и что они охотятся на злобную тварь, которой какие-то шушерники с перекрестка неровня. Впрочем, вскоре, к досаде обоих констеблей, ажиотаж коллег поугас…

– Да где носит этого Шнырра? – проворчал Бэнкс. – Он должен был явиться еще час назад…

– Эй, помяни простуду – закашляешь, – усмехнулся Хоппер, заметив тщедушную фигуру в клетчатом пальто, пробирающуюся между столами.

Как ни пытался Шнырр Шнорринг выглядеть неприметно, он все время ловил на себе неприязненные взгляды. Еще бы – ведь что это был за тип! Тронутый плесенью коричневый котелок криво сидит на макушке – того и гляди сбежит с угловатой головы. Неровно поседевшие клочковатые бакенбарды – просто ночной кошмар любого цирюльника. Руки в карманах едва ли не по локоть, спина ссутулена, а взгляд шныряет по углам.

– И где тебя столько времени носило? – раздраженно спросил Бэнкс, когда Шнырр Шнорринг подошел к их столу.

– Да, мог бы и поторопиться, Шнырр, – добавил Хоппер.

Бродяга приподнял котелок в приветствии, на миг обнажив наканифоленную плешь.

– Прошу вас, господа хорошие, – сказал он заискивающим и хриплым пропитым голосом, – вы ведь знаете, как мне не нравится это прозвище.

– Тебя все знают как Шнырра Шнорринга, – веско заметил Бэнкс. – И нам плевать, что тебе там не нравится.

– Понял, Шнырр? – сдвинул брови Хоппер.

Шнырр Шнорринг недовольно пожевал покрытыми оспинами губами.

– Да, господа хорошие, понял.

– Как ты пробрался через шквал? – спросил Бэнкс.

– О, есть ходы, сэр. Если знать их, можно попасть куда угодно в Саквояжне, ни разу не выходя на улицу. Я спустился под землю, поднялся на чердак, прошел сквозь общий коридор меблированных комнат, по лестнице вниз, по лестнице вверх, еще один чердак – и вот я здесь.

– Занимательно, – безразлично произнес Хоппер. – Рассказывай, что узнал. А то, понимаешь ли, болтают, будто Шнырр Шнорринг где-то разнюхал, кто убийца из утреннего поезда.