Моё пост-имаго

Младший констебль Дилби был из тех, кто своими ногами регулярно ощущал все прелести отсутствия лифта в Доме-с-синей-крышей и терпеть не мог эту кривобокую темную лестницу. Хотя у него даже мысли не возникало, чтобы роптать или жаловаться. Служил он уже около трех лет, старался не выделяться, старшим коллегам предпочитал не перечить. Дилби вообще был исключительно неконфликтным человеком, и эта его неконфликтность заметно отличала его от прочих служащих Дома-с-синей-крышей. Если поставить десять констеблей в ряд, то Дилби среди них выделяло бы отсутствие злобы и коварства в глазах, нередкая на его губах добродушная улыбка и существенно менее выпуклый, в сравнении с коллегами, живот. В общем, не будь он полицейским, что все же накладывало свой отпечаток, его можно было бы даже счесть довольно приятным парнем.

– Эй, Дилби! – прокряхтел толстый констебль Брюзггс, медленно поднимающийся по лестнице на третий этаж и столкнувшийся с Дилби и его спутником на угловой площадке. – Не подсобишь? Нужно отнести эту треклятую тяжеленную папку к архивным крысам. А то я уж запыхался, да и без того полным-полно дел.

– Простите, мистер Брюзггс, – ответил Дилби. – Господин комиссар велел мне сопроводить почтенного доктора.

Брюзггс окинул доктора взглядом, ничего почтенного в нем не увидел и кряхтя двинулся дальше по лестнице. Сам же Дилби и его спутник продолжили путь вниз.

– Вы, сэр, как я заметил, на особом счету у господина комиссара, – сказал Дилби доктору. – Он мало кого принимает лично.

– На это есть свои причины, – таинственно ответил доктор.

– У нас тут говорят, – продолжил констебль, – вы расследуете какое-то дело.

– Весьма неоднозначное дело, – кивнул Натаниэль Доу.

– Из таких, которыми обычно занимается мистер Мэйхью, значит, – прокомментировал Дилби. – Он как раз таки специализируется на неоднозначном.

– Я слышал, он отстранен.

– О да, сэр, совсем недавно. – Было видно, что Дилби не хочет вдаваться в подробности.

За спиной раздались голоса и громкие шаги: вниз поспешно направлялись два огромных, совершенно одинаковых констебля – судя по всему, братья-близнецы. Дилби и доктор Доу уступили им дорогу, поскольку, очевидно, останавливаться они и не думали.

Завидев коллегу, один из них воскликнул:

– Эгей, Дилбс! Ты сегодня с нами?

– Конечно! – ответил сопровождающий доктора полицейский. – Не могу дождаться конца смены!

Близнецы захохотали и ускорили шаг.

Когда констебли скрылись на втором этаже, доктор поинтересовался:

– Могу я узнать, что за шум стоит? Что происходит?

И верно, что-то происходило в Доме-с-синей-крышей: как один, полицейские были чем-то взбудоражены, а еще веселы… опасно веселы… Единственным хмурым существом, встретившимся доктору Доу под упомянутой синей крышей, была пожилая дама в клетчатом платье, которая угрожала какому-то громиле-констеблю, что скормит его своему плотоядному растению в горшке, если услышит от него хотя бы еще одно ругательство. При этом здоровенный полицейский, очевидно, всерьез воспринял угрозу безобидной с виду старушки.

– О! – обрадовался Дилби. – Хорошая новость. Бэнкс и Хоппер, констебли с вокзала, раскрыли запутанное дело и арестовали убийцу. Сегодня они проставляются в «Колоколе и шаре».

– Но я слышал, дело еще далеко от завершения, – заметил доктор. – И что арестованный ими человек всего лишь свидетель.

– Это еще нужно доказать, а пока что он и есть убийца – раз сидит за решеткой-то.

Доктор на это хмуро промолчал.

Вскоре они спустились на первый этаж. Внимание Натаниэля Доу привлек оживленный спор у сержантской стойки, располагавшейся напротив главного входа.

Дежурил сегодня старший сержант Гоббин, существо злобное, мстительное и исключительно коварное. Восседая на своем высоком стуле за стойкой, старший сержант походил на важного ворона в гнезде. Гоббин являлся обладателем узкого лица, вечно суженных глаз с бельмом на правом, угольно-черных бакенбард и крючковатого носа.

Обычно у сержантской стойки посетителей не бывает: жители Саквояжного района не приходят сюда жаловаться или подавать какие бы то ни было заявления, а последние записи в толстой сержантской Книге обращений датированы еще временами, когда констебли в Тремпл-Толл работали на благо общества, примерно шестьдесят лет назад, при деде нынешнего бургомистра.

Но сейчас, напоминающий крошечную лодчонку, которую шторм почти прибил к скале, у стойки стоял и возмущался некий джентльмен с очевидной склонностью к самоубийству.

– Это неслыханно! Возмутительно! – вопил он, а старший сержант Гоббин лишь криво усмехался. Злобного полицейского забавляло то, как пыжится этот нелепый человек в темно-сером костюме, как шляпа-котелок едва ли не подпрыгивает на его макушке, как трясутся его ручонки, сжимающие портфельчик.

– Мистер Пиммз, что здесь происходит? – спросил доктор, когда они с констеблем Дилби подошли.

Мистер Пиммз резко обернулся, но, увидев того, кто к нему обратился, вздохнул с облегчением.