Моё пост-имаго

Как и говорил мистер Келпи, Черный Мотылек был намного меньше ржавого мотта из ГНОПМ, но при этом от него откровенно веяло могильным холодом и кромешным отчаянием. Глядя на комок мрака, кружащий в кровавом свете фонаря, Джаспер вдруг ощутил себя запертым в глухом колодце, из которого никак не выбраться и который постепенно заполняет тьма.

Ловушка сработала. Но Джасперу вдруг показалось, что она поймала его самого…

– Ловушка сработала, – кивнул мистер Грей. – Как и в первый раз. Они сделали буквально то же, что и мы с профессором Руффусом в Кейкуте какие-то две недели назад, а эта глупая тварь снова попалась на тот же трюк!

– Я полагаю, это никак не связано с ее интеллектом, – прокомментировал мистер Блохх. – Лететь на свет – ее инстинкт, а свои инстинкты живые существа практически не могут преодолеть. Когда речь идет о противостоянии своей природе, у многих начинаются трудности. Вот у вас, к примеру, прирожденная и, вероятно, непреодолимая склонность к интригам и убийствам, мистер Грей.

– Никакая это не склонность, а необходимость, – огрызнулся мистер Грей и, поймав себя на мысли, что было бы неплохо столкнуть этого отвратительного человека вниз, с карниза, тут же усомнился в собственных словах. Пересилив свой опасный порыв, он продолжил и попытался вложить в голос как можно больше убедительности:

– Вы знаете, зачем я все это делаю.

– Мне кажется, вы делаете это, чтобы покормить голодную тварь в душе, которая с каждым днем становится все наглее и просит все больше добавки. Тварь в черной комнате без окон и дверей, с единственной щелью, через которую вы проталкиваете ей обед. Вам нравится ощущение контроля, когда люди делают то, что вам хочется, поступают так, как вы задумали. О, не нужно возмущаться, я ведь вас нисколько не осуждаю! Я понимаю вас, как никто другой, поскольку страдаю от этой болезни в гораздо большей степени, чем вы. В моей душе тварь уже отъелась до размеров окружающей ее комнаты.

Мистер Грей поглядел на собеседника со злостью. И все же он не мог не признать, что в чем-то тот прав – хотя бы в том, что он, мистер Блохх, консультант по претворению в жизнь незаконных и мрачных планов, прогнил намного сильнее, чем какой-то мистер Грей, убивший всего парочку ничего не значащих людей.

Если у мистера Грея все его злодеяния еще хоть как-то можно было списать на необходимость и следование плану, который за него придумали, то мистер Блохх относился к людским жизням совершенно иначе. Для него окружающие были всего лишь куклами – болванчиками, которых при необходимости можно пустить под зубья пилы либо без жалости и сомнений швырнуть в камин. Главное, чтобы они, эти безвольные детали механизма, исполняли то, что нужно: кто-то представлял собой рычаг, кто-то – поршень, а кто-то был жалкой крошечной шестереночкой, которая закручивала и приводила в движение прочие, более массивные колеса.

Мистер Блохх будто подслушал его мысли:

– Колеса… колеса сошли с путей. Что-то происходит.

И верно: до крыши, на которой стояли заговорщики, донеслись громкие отчаянные крики и еще кое-что…

– Что-то пошло не по плану…

…Все шло по плану. Черный Мотылек опускался, постепенно приближаясь к источнику света. Линза фонаря была все ближе…

Джаспер попытался успокоиться и унять лихорадочное сердцебиение – он знал, что у мотыльков превосходный слух. Хотя не помнил, есть ли у них уши. В любом случае Черный Мотылек явно не слышал испуганный стук детского сердечка поблизости или ничуть не менее взволнованный грохот двух взрослых сердец. Словно загипнотизированный под влиянием салонного месмериста, он летел к фонарю, завороженный его свечением.

Затаив дыхание, Джаспер наблюдал, как Черный Мотылек будто бы танцует в воронке кровавого света. Это было невероятное и вместе с тем весьма жуткое зрелище. Все звуки кругом словно умерли. Джаспер позабыл и о времени, и о холоде, и о собственной усталости. Все его мысли были стерты этим кошмарно-прекрасным явлением. Он мог лишь глядеть, и его веки начали болеть от того, как долго он удерживал их раскрытыми.

Чем ниже мотылек опускался, тем больше его окутывал багровый свет. Насекомое купалось в нем. Издали казалось, что оно тает, истончается, но раз за разом прорехи затягивались. Фонарь его не жег – и не случайно: специальный светильный газ в баллоне не позволял ни плафону, ни линзе нагреваться. Эту технологию ловцы бабочек изобрели много лет назад – им нужны были целые и неповрежденные образцы, они не могли позволить себе даже слегка обжечь уникальных бабочек, которых выслеживали годами.

Черный Мотылек нырнул в переулок, словно в некое подобие кирпичной коробки…

Вот он опускается ниже… уровень третьего этажа… второй этаж…

Вот уже до фонаря остается пять ярдов… три ярда… ярд…

«Ну, давай же… давай… – мысленно подгонял жуткое создание Джаспер. – Еще немного… еще совсем чуть-чуть…»

Черный Мотылек был уже почти у самой линзы…