В отчаянии я умоляла ее (она готова была уйти и больше не подходить к нам) положить оба яйца на мою тарелку, а господину профессору добавить немного шпината из моей порции. С этим решением все участники согласились.
Потом мы обедали в этой столовой еще несколько раз. Правда, не так уж часто, так как я была уверена, что однажды мой брахман почувствует в шпинате чеснок.
Сопровождающий иностранцев всегда выступает в роли амортизатора при столкновении двух миров. Я бы даже сказала, что это и есть его главная функция. Но выступать в роли амортизатора между замотанными и не слишком вежливыми официантками и голодным брахманом на виду у людей, готовых съесть что угодно, только бы их пустили на места, занимаемые нами, было чересчур сложно уже потому, что и я при этом обычно оставалась голодной.
Однако к чести профессора, который держался невозмутимо, следует отметить, что он был готов уйти и без шума, и без еды. Но этого ему не позволяла сделать мысль о моем долге переводчика и о моем чувстве голода.
В конце концов мы стали завсегдатаями одной вегетарианской столовой. Мы уплетали там манную кашу, а профессор делал по поводу этой каши комплименты официанткам.
Все эти сложности с едой в случае с профессором привели меня к убеждению, что в Индии нет поговорки «дома ешь то, что есть, а за границей — что подадут». Это только мы, у себя в Европе, такие практичные и терпеливые.
Уже потом я как-то рассказала эту историю в кругу своих знакомых. Все сердечно посмеялись над профессором и пожалели меня, потому что я имею дело с такой странной страной.
Потом речь зашла об отпуске. Один из присутствующих (случайно им оказался именно тот, кто больше всех хохотал над моим брахманом) развернул дискуссию на тему «Везде хорошо, а дома лучше». Он-де был в прошлом году в Болгарии, и там его целых две недели кормили овощами. О кнедликах и понятия не имеют, а шницелем и не пахло.
— Это был не отпуск, а каторга, — заключил он. — Ну хотя бы в чем-то могли пойти нам навстречу, да где там. За мои деньги меня кормили все время одними баклажанами и кабачками.
Снова все рассмеялись, и большинство присутствующих усердно поддакивало. Связь же уловила, наверное, только я, поскольку со времени моего рассказа прошло этак четверть часа. Я мысленно начала смотреть на своего брахмана милостивее, Его к вкусовой нетерпимости принуждает по крайней мере религия. Мы же, зная, что овощи полезны, а от крахмала толстеют, тем не менее предпочитаем кнедлики со свининой и капустой, шницели да торт. Мой брахман был вегетарианцем. К тому же он еще занимался йогой. В свои пятьдесят лет он был гибок, как прутик, и в разгар дискуссии о древнеиндийской культуре мог в подтверждение аргументов стать на голову.
Знакомый же, которого болгары так «плохо» встретили, занимался скорее культурой духа, если оставить в стороне культ кнедликов и шницелей. Физические упражнения он оставил сразу же после института, бросил заниматься греблей и приобрел машину. В свои тридцать лет выглядел добродушным полноватым человеком и в любом конкурсе мужской красоты был бы далеко позади пятидесятилетнего брахмана.
Понимаю, что в данном случае нельзя обобщать. Я знаю много полных индийцев и несколько стройных чехов. Но куда больше я встречала чехов — любителей иностранной кухни, чем бенгальцев — любителей говядины.
И тем не менее я полагаю, что мой «кнедликовый» знакомый не совсем типичен и над нетерпимыми индийцами нам можно посмеиваться ровно столько, сколько в сравнении с нами они этого заслуживают.
Так что же все-таки едят индийцы?
На вопрос, поставленный подобным образом, есть один-единственный ответ — все.
Их около 700 миллионов, и в такой массе народа найдутся люди с самыми разными аппетитами. Кроме того, как мы уже говорили, индийцы в большинстве своем религиозны, так что еда обрастает запретами и указаниями, которыми все руководствуются куда строже, чем естественным аппетитом. Индийцев много, и самых различных религий и соответственно запретов в Индии тоже достаточно. С тем же успехом можно спросить и так: чего индийцы не едят? И ответ получить такой же: ничего не едят.
Если бы мы задумали составить универсальное индийское меню, то в него, вошло бы, вероятно, все, что более или менее съедобно.
Чего не ест правоверный индуист, назвал мой брахманский профессор. Индуистов много, они составляют почти восемьдесят три процента индийского населения, и о них мы еще побеседуем.
Мусульмане (их в Индии более одиннадцати процентов) могут есть говядину, но свинина у них запрещена.
Меню и посты христиан (их в Индии около двух с половиной процентов) мы в общем знаем.
Сикхи (неполных два процента) в еде не чинят никаких «препятствий». Они едят все виды мяса, кроме говядины, и, наверное, поэтому такие высокие и энергичные.