Мой дом, наш сад

- Что случилось, милая? - спрашивает Моргана. Мы идем на балкон, привычным движением опускаемся вниз, я дожидаюсь, пока Моргана достанет сигареты, и мы закуриваем. Глубокая затяжка выдергивает меня из остатков сна. У меня ужасно болит шея, однако, вероятно, это потому, что я неудобно лежала. Некоторое время Моргана терпеливо ждет, пока я успокоюсь. И, только выдав мне вторую сигарету, повторяет свой вопрос.

Я щелкаю зажигалкой, затягиваюсь и выпускаю дым вниз, чтобы, если кто-то из взрослых идет снизу, он нас не заметил. Я не совсем уверена, что могу рассказать то, что видела, и все же я начинаю. К концу моего рассказа глаза Морганы загораются тем особым огнем, который и позволяет ей легко нами манипулировать.

Она гладит меня по кончику носа, говорит:

- Мой милый мышонок, ты что совсем ничего не поняла? Ах да, конечно, ты просто очень испугалась. Сон действительно страшный, но это всего лишь сон. Ты жива. И ты принесла нам чудесную весть.

- О том, что Гвиневра умеет насылать кошмары?

- Нет, дорогая. О том, что Номер Девятнадцать пришел нас спасти. Королева Опустошенных Земель держит нас здесь, но он нам поможет. Мы его призвали. Он может быть нашими представлениями о нем, но это неважно. Он здесь.

- А где тогда она? - спрашиваю я.

Мы обе молчим. Наконец, Моргана признает:

- Она, видимо, тоже здесь.

- И что может наша фантазия о мальчике, который...

Совершенно неожиданно щеку мне обжигает пощечина.

- Не фантазия. Номер Девятнадцать - не фантазия. Он существует. Или существовал.

- Ты сама только что сказала о представлениях...

Лицо Морганы остается таким же ласковым, но голос становится стальным.

- Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду.

Честно говоря, не совсем. Однако по поводу Номера Девятнадцать с Морганой лучше не спорить. Ее тщеславие, как автора подросткового культа, стремится к бесконечности. Я потираю щеку, говорю:

- Вообще-то это было больно.

- Прости, мышонок.

За третьей сигаретой я рассказываю ей о том, что сказала Гвиневра. Моргана смотрит на небо, и я смотрю вслед за ней. Солнце застыло в зените. Проспала я прилично.

- Гвиневра - дурочка. Они не хотят возвращаться, это понятно. Иначе давно бы нашли способом. Но с чего бы взрослым держать нас тут? Я бы предположила что-нибудь вроде сексуального рабства, но зачем нам тогда Гарет?

Моргана на некоторое время замолкает, а потом говорит:

- Я им доверяю.

- Ты доверяешь Галахаду.

- Он ни разу не давал повод в себе усомниться. В отличии от Гвиневры.

Я резко, даже слишком, потому что голова начинает кружиться, встаю.

- Мне нужно сходить к Мордреду.

- Так тебе понравилось, как он...

- Нет! - рычу я, а Моргана смеется. - Я хочу спросить у Мордреда, что происходит.

Не дожидаясь ответа Морганы, я ныряю под расшитую кружевами штору, и почти бегом устремляюсь к лестнице. Все это одновременно жутко и приятно. Приятно, что в наших жизнях наконец происходит нечто удивительное, загадочное. Я чувствую себя в книге, где я - главная героиня. И мне нравится это ощущение.

Однако, на подходе к кабинету Мордреда, оно исчезает. Я не совсем понимаю почему, но неожиданно мне становится просто очень страшно. Я привыкла думать, что единственный страх, который я не могу преодолеть, это страх кому-нибудь навредить. Поэтому, трепет перед закрытой дверью я считаю несерьезным и толкаю ее почти со всей силы, едва не упав на входе.

Не сказать, что я жалею о своей решительности, однако, может быть, лучше было бы применить ее как-нибудь по-другому.

Кабинет Мордреда представляет собой руины того порядка, который царил здесь всегда, сколько я себя помню. Вещи разбросаны, книги разорваны, разбиты все часы, висящие на стенах, из некоторых циферблатов вырваны стрелки, кое-где цифры закрашены красным, зачеркнуты, расцарапаны.

Стол тоже весь покрыт царапинами, будто его драли ногтями. На стене над столом кровью, настоящей кровью, а вовсе не кровью из сна, выведена надпись:

- Сегодня я слышал песню: Никогда Не Покидай Меня.

В один момент все становится серьезно и страшно. Я не думала, что Номер Девятнадцать и вправду может быть как-то причастен к происходящему. И что наши игры могут как-то навредить взрослым. Я забываю обо всем, за чем пришла, когда вижу Мордреда.

Он стоит перед столом, совершенно неподвижно, и смотрит на стену. Как будто изучает надпись, словно картину в музее. Лицо у него совершенно спокойное, только очень бледное.

Я дергаю его за рукав, и только тогда замечаю, что ладони у него в крови.

- Мордред! - говорю я. - Вы ранены!

- Это сильно сказано, - отвечает он, не отводя взгляд от надписи. А потом поворачивается ко мне, и его глаза изучают уже меня.

Я тяну его за рукав, заставляю сесть на стул.

- У вас есть антисептик?

- В столе. Третий ящик.

Ящики из стола вырваны почти с мясом, я вижу слетевшие петли и выдернутые гвозди. Третий ящик я нахожу довольно быстро, он валяется под столом, антисептик и бинт покоятся там же, в окружении зеленки, парацетамола и валокордина. Только Мордреду пришло бы в голову держать в столе аптечку с лекарствами из человеческого мира, которые мы почти не используем.