Мой дом, наш сад

- Вы все тоже это видите? - спрашивает Кэй. И я понимаю, что именно не так. Вернее, я понимаю, что не так абсолютно все. Что мы вообще не дома.

Еще я понимаю, что стою в чем-то липком и мокром, как бы в луже. Только это не лужа дождевой воды или даже мокрой грязи. Это лужа крови. Впрочем, лужа тоже неверное слово. Весь коридор в крови, и мои белые носки по щиколотку окрашены красным. Меня тошнит, и я готова провалиться в обморок, в ад, куда угодно, лишь бы всего этого не видеть.

Мы стоим посередине больничного коридора. Люминесцентные лампы непрестанно мигают, и даже их холодный, ненадежный свет не разгоняет полностью тьму в конце коридора.

- Больница, - шепчет Ниветта. - Они здесь!

- Кто?

- Они!

И я думаю, что Ниветта снова повествует о своих галлюцинациях, выбрав, без сомнения, лучшее время, но она добавляет:

- Взрослые! Вернее, мальчишки, которыми они были!

На некоторое время западает абсолютная тишина, которая нарушается лишь потрескиванием ламп. Оказавшись в крови, вдали от дома и, если мой способ интерпретации ситуации верен, в прошлом, я должна со всей очевидностью визжать от ужаса, но у меня даже этого не получается и ни у кого не получается.

Мы просто не можем осознать, что вышли из зимнего сада, а попали в больницу, где держали Номера Девятнадцать. Мордреда.

- В смысле это на самом деле нас глючит? - спрашивает Кэй.

- Или его, - говорит Ниветта задумчиво. - Заклинание, которое они наложили не действует. Я, по крайней мере, в каком-то чужом месте по щиколотку в крови.

- Та же история, подруга, - отзываюсь я. Мы опять смеемся, но намного менее энергично. Моргана бьет кулаком в стену, туда где была дверь.

- Твою мать! - шипит она.

- Отойдите, - говорит Гвиневра, и мы все отходим.

- А мне здесь нравится.

- Гарет, - говорит Моргана ласково. - Заткни пасть, а то мы тебя тут и оставим.

- Ну и пожалуйста.

Гвиневра выставляет руку вперед, как будто хочет дать пять кому-то невидимому, с губ ее слетает заклинание, но ничего не происходит. Тогда она резко сжимает пальцы, и по белой стене бежит вверх к потолку трещина.

- Это просто стена, - говорит она. - За ней не спрятано никакой двери. Еще какие-нибудь конструктивные предложения?

- Бежать?

- Нет, Кэй, - говорю я. - Чтобы бежать куда-то, нужно знать одну из двух вещей: куда или от кого.

- Вы как хотите, а я ответ на второй вопрос знаю, - говорит Ниветта. Мы совершенно одновременно делаем несколько шагов вперед и замираем. Коридор темнеет к концу, и лично я очень боюсь попасть в эту темноту. Мы беремся за руки, Гвиневра выступает первой. Она вышагивает по крови, как маленькая девочка в резиновых сапожках по луже, высоко поднимая ноги, так что брызги пачкают Гарета, чем тот только рад. Никто не хочет держать Гарета за руку, поэтому приходится Кэю, а того держит за руку Ниветта, а ее Моргана, и я оказываюсь замыкающей просто не сумев вовремя сообразить за кого уцепиться.

На ногтях Морганы, накрашенных прозрачным лаком с блестками замерло несколько капелек крови.

- А мы прям точно уверены, что хотим идти туда, где темно? - спрашивает Кэй.

- С другой стороны так же, - говорю я.

- Это иллюзия. На самом деле мы могли пойти в любую сторону, но пошли сюда, а не обратно, потому что уходим дальше от того, к чему оказались повернуты наши спины. Попади мы сюда с другой стороны, пошли бы туда, вот и все.

- Спасибо, Ниветта, ты меня успокоила.

- А себя нет.

Мы все дальше углубляемся в темноту, идя по пустому коридору, залитому кровью. По бокам от нас ряды абсолютно одинаковых дверей. Некоторые из них открыты, и я вижу то, что можно назвать процедурными кабинетами. Какие-то электрические приспособления, провода, кушетки с крепкими кожаными ремнями. Я вижу тела людей, искалеченные, обезглавленные, выпотрошенные. Больница больше похожа на бойню, но от обилия крови и раскрытого мяса меня даже не тошнит - импульс слишком силен. В одном из кабинетов я вижу нечто вроде длинной и широкой, наполненной синеватой жидкостью стеклянной трубы с подключенной к ней кислородной маской. Внутри этой трубы, как кукла в упаковке, заключен мужчина средних лет, его глаза широко открыты, кислородная маска питает его легкие, но баллон рядом мигает красным - воздух заканчивается. Мужчина стучится в стекло, но оно слишком крепкое.

Я слышу голос Номера Девятнадцать. Он говорит своим мальчишеским тоном совершенно недетские вещи:

- Скоро воздух кончится. Иногда вы специально давали мне почти пустой баллон, чтобы я чувствовал, как разрываются у меня легкие. Это очень больно. Организм хочет вдохнуть, борется за жизнь, он рвет тебя изнутри, чтобы ты боролся, он, глупый организм, не знает, что ты ничего не можешь. Но вы никогда не доводили дело до конца. Да? Да? Я просто не знаю. Были ведь и другие дети.

Я и Моргана слышим это, и стараемся побыстрее пройти вперед, но Гарет натыкается на что-то, и вся наша процессия с плеском и писками падает.

- Быстрее! - шепчем мы с Морганой. - Бежим! Он там!