Я пытался объяснить ему, что существует более одного взгляда на проблему, и, чтобы проиллюстрировать это, описывал рабочие привычки таких классических художников, как Альбрехт Дюрер и Вермеер. У них позади мольберта стояло зеркало, и время от времени они могли повернуться и увидеть в отражении всю картину целиком, чтобы одним взглядом окинуть все рисуемые детали. «Вы должны смотреть на проблему с разных сторон, – говорил я ему. – Нельзя сформировать правильное мировоззрение, не увидев весь мир. Почему бы вам не воспользоваться этим затишьем, чтобы попутешествовать по миру. Вы увидите проблемы Германии совершенно в новом свете». – «Um Gotteswillen[31], Ханфштангль, откуда же я возьму время?» – «Вы забываете, герр Гитлер, что мир становится меньше с каждым днем. Три или четыре месяца, максимум полгода, и вы сможете увидеть Америку, Японию, Индию, даже если вы проведете пару недель во Франции и Англии, то сможете увидеть, насколько малую часть земного шара занимает Европа, не говоря уже о самой Германии. Вы откроете для себя новую Германию, взглянув на нее со стороны».
«В ваших устах это звучит так просто, – ответил он. – Но что произойдет с движением, если я так сделаю? Все пошло прахом за то время, что я провел в заключении, и теперь нужно все строить заново». «Может быть, и так, – сказал я, – но вы не сделаете этого за одну ночь. Кроме того, не забывайте, что могли легко провести еще пару лет в Ландсберге, и это время нужно считать подарком провидения. Ничего особенного не произойдет, пока вы будете в отъезде. Германия не убежит от вас, а вы вернетесь полным новых планов на будущее».
«Какие у вас любопытные идеи, – ответил он слегка заинтересованно. – А где, по-вашему, я провел войну? В конечном счете я сражался за пределами Германии, не нужно это вам объяснять, и я провел месяцы и годы солдатом в Бельгии и Франции». Я чуть не задохнулся: «Но, герр Гитлер, нельзя же судить о стране по впечатлениям солдата. У вас в руках оружие, и население либо пресмыкается перед вами, либо презирает вас. Вы никогда не увидите их истинного лица и не сможете составить правильное представление. Вам нужно встретиться с ними как с равными в мирное время, чтобы узнать их настоящие качества».
«Я знаю их, говорю вам, – продолжил он. – Я видел этих француженок, как они выходили из домов поздно утром в грязных передниках и ночных тапочках, чтобы купить хлеба и овощей, даже не умывшись. Они не изменились. Что, по-вашему, я смогу узнать от них? И почему мне стоит учить чей-либо язык? Я слишком взрослый, и мне не интересно, у меня нет времени. И вообще, немецкий – это мой язык, и мне его вполне достаточно. В конце концов, ваши британские друзья тоже отказываются говорить на других языках».
Тем не менее зерно этой идеи было заронено, и он явно размышлял на эту тему, хотя бы только затем, чтобы привести новые контраргументы. Я пытался завести разговор об этом каждый раз, как только получалось. Нет, он, конечно, не мог путешествовать под своим именем. Но я сказал ему, что у меня есть друзья в крупных немецких транспортных компаниях и будет совсем нетрудно организовать его путешествие инкогнито. Я даже предложил поехать вместе с ним, после чего был обвинен в том, что разговариваю как турагент, когда я живописал ему удивительные контрасты Соединенных Штатов, необъятные просторы Тихого океана и очарование Дальнего Востока, которое так хорошо помнил мой отец.
Когда я говорил о Японии, мне показалось, что мои увещевания увенчались успехом, потому что он начал лирические размышления об этой нации воинов с их священными традициями, о единственном истинном союзнике Германии и так далее – весь этот хаусхоферовский бред. Мне стоило прикусить свой язык, но я не мог не начать спорить с ним, напомнив о том, что Германия и Япония являются смертельными врагами в мировой торговле, что японцы сбивают нам цены везде, где это возможно, что они подделывают немецкую марку, чтобы подорвать наши конкурентные возможности, не говоря уже о политических последствиях противостояния Америке.
«Это характерно для вашего буржуазного менталитета, – резко оборвал меня Гитлер. – Вы со своей семьей и связями. Вы обо всем судите с позиций торговли. Вы забываете, что это только материальная сторона вещей и все это можно изменить в один момент с помощью соглашений. Важно, что мы должны мыслить одинаково в терминах политики и мировоззрения. Мы, немцы, привыкли мыслить с военных позиций, и в Японии мы любим именно это отражение наших собственных идей. Кроме того, какую роль может сыграть Америка? Достаточно будет взорвать Панамский канал, и они не смогут что-либо сделать со своим флотом».