Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Эта канитель тянулась несколько месяцев. Моя жена даже завела разговор об этом с самим Гитлером в Берхтесгадене, где мы были в начале 1926 года. Он стал жаловаться на то, что мы не приходим на собрания, и на нашу общую отчужденность. На что моя жена ответила: чего еще ожидать, когда он до сих позволяет такому человеку, как Розенберг, иметь такое влияние, а затем осудила его отношение к поведению Аманна по поводу займа. Он попытался уйти от этой темы, заявив, что Аманн ничего не говорил ему о моей ситуации. Он продолжал, что сейчас партия едва сводит концы с концами, и приводил еще какие-то аргументы в том же духе. В конце концов я потерял терпение и отправился к Кристиану Веберу, крутому скандалисту и торговцу лошадьми, которому удалось сохранить свое положение в кругу Гитлера, хотя в своем грубоватом стиле он уже начал прекрасно понимать скрытые намерения своего шефа. «Что Гитлер имеет в виду, называя свою книгу „Моя борьба“? – спросил я его однажды. – Мне казалось, что, по крайней мере, он должен был назвать ее „Наша борьба“». Вебер расхохотался во всю мощь своего пивного живота. «Он должен был назвать ее „Mein Krampf“», – заявил он. Он все еще был лоялен, но не стеснялся громкой критики. Он был старым разбойником со скрытым страстным стремлением к респектабельности. Мы всегда неплохо ладили друг с другом, и он считал, что со мной обошлись по-хамски. Старый добрый торговец лошадьми. Он согласился с моими требованиями и за 20 процентов для себя согласился оплатить этот долг, выдав мне остаток наличными. Он провернул хорошую сделку и, конечно же, в свое время получил обратно всю сумму. Он точно знал, как обращаться с Аманном, который – надо ли говорить? – был в ярости. Гитлер также не был рад, хотя и старался казаться выше этих мелких проблем, и на некоторое время наши отношения прервались.

Глава 8 Богемец в Коричневом доме

Искусство против политики. – Возвращение Геринга. – Красный фон для свастики. – Радикализм Геббельса. – Появление Гогенцоллерна. – Триумф на выборах. – Подбор первой команды. – Интермедия с прессой. – Письмо от кайзера. – Приверженность нацистам

Следующие пару лет мои контакты с Гитлером были довольно случайными. Я снова погрузился в книги по истории и в феврале 1928 года получил запоздалую степень доктора филологии в Мюнхенском университете, защитив диссертацию по теме отношений Баварии и австрийской Голландии в XVIII веке. В Германии в то время все еще было серьезным признаком респектабельности иметь возможность называть себя «герр доктор», и я решил, что, уж по крайней мере, я эту возможность иметь должен. Мы с женой провели в 1927 году некоторое время за границей, в основном чтобы дать ей передышку от продолжающейся и прогрессирующей болезни нашей дочери. Мы посетили Париж и Лондон, и я провел много времени в разных картинных галереях, делая заметки для себя по поводу возможных новых репродукций для нашей семейной фирмы. Это были более цивилизованные и приятные занятия, чем скандальные трудности жизни с Гитлером.

Безусловно, то были годы его политического затмения. Ему запретили выступать где-либо, и, хотя он постепенно реорганизовывал партию, это был очень медленный процесс, а его результаты не слишком серьезны. Экономические условия улучшались благодаря притоку американского капитала, который устремился в страну, и благодаря явной стабилизации центрального правительства. В результате программы и лозунги Гитлера потеряли большую часть своей силы. Значительную часть времени он проводил в Берхтесгадене, но мы поддерживали с ним отрывочные связи через Германа Эссера, который все еще оставался с ним и, по-видимому, имел от Гитлера указания периодически докладывать ему о нашем настроении. Даже не говоря о том, что теперь я был полностью занят совершенно другими вещами, я сообщил ему, что до тех пор, пока Розенберг и Гесс сохраняют свое влияние, я совсем не заинтересован иметь с ним какие-либо общие дела.