Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Тем не менее мы продолжали время от времени встречаться, но не могу сказать, что это было необычайно приятно. В его поведении возникли оттенки какой-то жестокости и нетерпения, которых я раньше за ним не замечал. Его случайные высказывания приобретали порой кошмарный оттенок. Как-то он подвозил нас с женой по Мюнхену в своей машине, уже не помню, что стало началом этого разговора, но он сказал: «Есть два способа судить о характере мужчины: по женщине, на которой он женится, и по тому, как он умирает». Это звучало несколько ненормально, но следующая фраза была еще хуже: «Политика как шлюха – если ты потеряешь ее расположение, она готова откусить тебе голову». Это был довольно зловещий поворот беседы, и я гадал, в каком направлении текли его мысли. Однако в своем общем отношении к политике он, казалось, стал более уступчивым. Мы вместе обедали в маленьком винном ресторанчике на Зонненштрассе еще с парой человек, и разговор зашел о 25 пунктах программы партии, которая представляла собой ужасную мешанину, но с давних пор была объявлена неизменной. Кто-то предложил изменить ее и удалить оттуда некоторые противоречащие друг другу положения, но Гитлер не согласился, «Что значат противоречия? – сказал он. – В Новом Завете полно противоречий, но это не помешало распространению христианства».

На публике он заявлял, что стал приверженцем принципов политической легальности и парламентаризма, что несколько меня успокаивало, ибо как раз за это я изо всех сил боролся после провала путча. Непримиримые же в партии были категорически против этого и даже не сумели сделать каких-либо выводов, глядя на пришествие к власти Муссолини, чей марш на Рим в конце концов стал возможным только после успеха на выборах. Казалось, Гитлеру удалось преодолеть их возражения. В то время в газетах у него появилось прозвище. Придумал его швейцарский журналист, который брал у него интервью. Не помню его имени, но это был высокий приятный субъект с очень белым лицом, который описывал мне Гитлера как непостижимую комбинацию ультраконсерватора и ультрарадикала: «в этом смысле он очень похож на Филиппа Эгалите, или, может, нам следует называть его князь Легалите».

Не было никаких признаков того, что личная жизнь Гитлера приходит в норму. Некоторое время его видели в компании с Хенни, симпатичной маленькой блондинкой, дочерью Генриха Гоффмана. Он всегда называл ее mein Sonnenschein[32], но я никогда не слышал, чтобы всерьез говорили, будто у них роман. По всей видимости, он также воспользовался отсутствием Германа Эссера и однажды сделал страстное признание его очень даже привлекательной первой жене. Но все это снова оказалось чистым пустословием, которое завершилось огромным скандалом с ее мужем, в результате которого Эссеру так и не предложили сколько-нибудь важной должности, когда после потрясающего успеха нацистов началась раздача выгодных постов для членов партии.

Лишь к концу 1927 года я стал понемногу принимать более активное участие в делах нацистов, и произошло это после возвращения в Германию Геринга. Осенью была объявлена всеобщая амнистия, и он вернулся назад, сначала в Берлин, где, насколько мне удалось выяснить, крутился и зарабатывал какие-то деньги, представляя пару шведских компаний, производящих детали для самолетов и парашюты. Вскоре он вернулся в Мюнхен, и я был искренне рад встрече с ним. На самом деле я совсем не был уверен, что он вернулся, чтобы остаться. Конечно, он часто приезжал в следующие несколько месяцев, и если останавливался не у нас, то жил у капитана Штрека, который был адъютантом Людендорфа во время путча, а теперь отлично устроился в качестве учителя музыки. Геринг потолстел, стал более деловитым и озабоченным в основном мещанскими заботами.