Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Гитлер так поступал поочередно со всеми из своего окружения. Однажды за столом он набросился на Генриха Гоффмана, стал критиковать его фотографии, обвинять в том, что тот слишком много курит и пьет, что похоронит себя, если будет продолжать в том же духе, и так далее. Когда Гоффман вышел, он стал хвалить его за глаза, чтобы указать остальным наше место. Гитлер часто врал. Однажды мы остановились в Мекленбурге в большом поместье, которое, кажется, принадлежало бывшему мужу Магды Геббельс. Управляющий имением, Вальтер Гранцов, был членом партии. Я выяснил, что на его и некоторых других фермах в округе работали безработные студенты, которые основали, как они назвали это, «общество землепашцев». Они работали бесплатно, только за содержание, и их главной целью было не допустить польских переселенцев в эти земли. Их идеализм впечатлил меня, и я сказал Гитлеру, что он должен встретиться с ними. Мы собрали их вместе, и Гитлер выступил с милой получасовой речью, в которой превозносил их усилия и особенно призывал их пресечь приток иностранной крови в Германию. Что наиболее порадовало меня, так это его заявление, что «в Третьем рейхе под управлением национал-социалистов мы, немцы, никогда не будем пытаться слиться с другими нациями или подчинить их своей воле. Это будет повторением ошибки римского империализма». Я подумал, что если он верит в это, то, когда он придет к власти, опасности войны не будет, но я недооценил умение Гитлера говорить людям, что они хотят услышать, но при этом оставаться при своем мнении.

На первых президентских выборах 13 марта Гитлер собрал 11,4 миллиона голосов против 18,6 миллиона у Гинденбурга, не дав прежнему президенту набрать совсем чуть-чуть до необходимого абсолютного большинства. Поддержка нацистов за полтора года увеличилась на 86 процентов, но многие были в отчаянии от этого результата. Казалось, что от власти они далеки, как и прежде. Геббельс буквально рыдал от поражения, хотя Герингу удалось сохранить холодную голову. В какой-то момент возникало желание отказаться от второго тура выборов четырьмя неделями позже, но через некоторое время я понял, что останавливаться никто не будет. Если радикалы единственным решением видели вооруженное восстание частей СА, то я доказывал Гитлеру, что он должен снова выставить свою кандидатуру. Треть населения продемонстрировала, что готова принять его в качестве президента. «Вы должны дать миру время, чтобы он привык к идее: Адольф Гитлер может следовать по пути, намеченному Гинденбургом. До сих пор они знают вас лишь как лидера оппозиции, – говорил я ему. – Чтобы победить, необходимо получить поддержку малых партий». Я думал, что необходимость достичь соглашения с другими политическими лидерами может послужить тормозом для радикальных умов в партии. В любом случае Гитлер снова выставил свою кандидатуру и получил на два миллиона голосов больше. Гинденбург получил еще один миллион, и ему этого оказалось более чем достаточно.

Превращение Гитлера в фигуру национального и международного масштаба породило одно из тех противостояний, которые так любимы историками, – конфронтацию с сэром Уинстоном Черчиллем. Сэр Уинстон упоминает этот случай в своих мемуарах, но, поскольку в то время он не владел всей полнотой информации, эта история требует пересказа. Я весьма часто видел его сына Рэндольфа в ходе наших предвыборных поездок. Я даже пару раз устраивал так, чтобы он путешествовал вместе с нами на самолете. Он сказал, что его отец собирается посетить Германию и нам следует организовать встречу. В апреле во время или сразу после президентской кампании я приземлился с Гитлером в мюнхенском аэропорте, и там меня ожидала телефонограмма от Рэндольфа. Его семья с сопровождающими лицами остановились в отеле «Континенталь» (а не в «Регина Палас», сэра Уинстона подвела память), и Рэндольф приглашал меня к ним на ужин и надеялся, что я смогу привести с собой Гитлера, чтобы он встретился с его отцом. Я сказал ему, что сделаю, что смогу, но мы устали, нам нужно привести себя в порядок и что еще перезвоню.

Я нагнал Гитлера в Коричневом доме и ворвался к нему в комнату. Она выглядела как холл в отеле: ранний Адлон и поздний северогерманский Ллойд, но таков был его вкус. Он пытался разделаться с делами и был в одном из самых неприветливых настроений. «Герр Гитлер, – сказал я, – в Мюнхене мистер Черчилль, и он хочет встретиться с вами. Это потрясающая возможность. Они хотят, чтобы я пришел с вами на ужин в отель „Континенталь“ сегодня вечером».