Примерно в то же время появилась и третья женщина. В моей гостевой книге есть запись от 1 января 1933 года, сделанная в нашем доме на Пинценауэрштрассе Шаубом, Генрихом Гоффманом, его возлюбленной Эрной Гробке, на которой он позже женился, Брукнером и его подругой Софи Шторк, Рудольфом Гессом и его женой Ингеборгой Грен, о которой у меня не осталось никаких воспоминаний, Гитлером и – Евой Браун. Все они зашли на кофе после представления «Мейстерзингеров» в театре «Хоф». Наверное, мы сначала поужинали в отеле «Четыре сезона». Тогда я уже не в первый раз видел Еву Браун. Она была миловидной блондинкой, такого беззащитного типа, которые, кажется, нуждаются в опеке, крепко сложенной, с голубыми глазами, со скромными неуверенными манерами. Я видел ее за работой у прилавка в магазине Генриха Гоффмана несколько месяцев ранее и точно это запомнил. Она была дружелюбной, привлекательной и доброжелательной. Мы не думали, что в тот вечер она была в какой-то особенной роли – просто знакомая одной из других девушек, которая просто составляла им компанию.
Гитлер был в самом благожелательном настроении. Мы будто перенеслись в двадцатые годы, когда только что с ним познакомились. Дирижером в тот вечер был Ганс Кнаппертбуш, и Гитлеру не понравилась его интерпретация произведения, и он разглагольствовал по этому поводу. Он мог довольно обоснованно говорить об этом и насвистывал или напевал многие пассажи, слова из которых он знал наизусть, чтобы показать, что имеет в виду. Мы перепланировали дом к тому времени, и студия, которую он помнил по прежним временам, стала ниже, так как мы добавили дополнительные комнаты наверху. Он считал, что это не очень удачно, и сказал, что нам следовало сделать пристройку и оставить высокую комнату для приемов. Я не мог не подумать о том, что ему было легко говорить обо этом, и если бы я получил назад свою тысячу долларов, когда они мне были нужны, то дом выглядел бы совсем по-другому. Но он предавался воспоминаниям о прежних днях, и этот вечер мы провели очень приятно. Кажется, это был последний раз, когда я видел его в таком настроении.
Разговор все возвращался к «Мейстерзингерам». Это, наверное, была любимая опера Гитлера, и сам он, безусловно, был типичным вагнеровским героем. Потребовалось бы трое или четверо персонажей, чтобы из них собрать его образ. В нем было много от Лоэнгрина, с этими немецкими отсылками к импотенции, что-то от Летучего Голландца и смесь Ганса Сакса и Вальтера фон Штольцинга. Пока он говорил, я не мог не подумать о строчке из «Ганса Сакса»: «Ein Glühwurm fand sein Weibchen nicht, der hat den Schaden angericht»[46]. Гитлер так и не нашел свою подругу. Ева Браун не решила его проблем.
Прежде чем они ушли, Гитлер написал в гостевой книге свое имя и слова «в первый день Нового года». Он посмотрел на меня и сказал, сдерживая волнение: «Этот год наш. Я гарантирую вам это в письменном виде». Четвертого января состоялась знаменитая встреча с фон Папеном в доме кельнского банкира Курта фон Шредера, которая стала последним шагом Гитлера к власти.
Три недели спустя я снова был в Берлине, пытаясь провести своих иностранных друзей-журналистов через полицейские кордоны на собрание нацистов в Люстгартене. Это было сразу после успеха нацистов на выборах в земле Липпе. Полицейский не пропускал нас. «Но я доктор Ханфштангль, советник нацистской партии по иностранной прессе, а эти джентльмены должны там присутствовать, чтобы написать свои репортажи», – воскликнул я ему в гневе. «У меня приказ никого не пропускать внутрь», – упрямо сказал он. «Во имя небес, не будьте таким глупцом. На следующей неделе мы придем к власти в любом случае», – крикнул я. Это на него не подействовало. «Приходите на следующей неделе, и я вас пропущу», – сказал он. К тому времени мои слова стали правдой.
Глава 11
Разочарование в Нюрнберге