Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Мне выделили несколько кабинетов в группе связи у Гесса напротив канцелярии. Мне позволили самому набрать свою команду, и, хотя мой помощник Фойгт был членом партии, остальные туда не входили. Мой секретарь, фрау фон Хаусбергер, воспитывалась в Соединенных Штатах, и вместе со своей дочерью они были квакерами. Об этом было известно Гессу, который не пытался вмешиваться в мои приготовления. Я настоял, что поверхностная нацистская чепуха не должна быть частью нашей работы. Никто никого не приветствовал «Хайль Гитлер» или салютованием рукой, все здоровались нормальным образом: «доброе утро» или «добрый день». Через некоторое время мы стали островком гражданских в море униформ.

Мне по-прежнему платили то же жалованье, что и раньше. На самом деле к тому времени они вычитали партийные взносы, налоги и страховку, так что я получал около 850 марок в месяц, примерно 850 фунтов в год. Это был мой официальный доход до того времени, когда я покинул Германию, так что я работал на более или менее почетной должности все эти годы. Всегда были некоторые деньги, которые я получал от своей доли в фирме Ханфштанглей, но всегда требовалось искать источники средств, которые позволили бы покрыть мои расходы. Позже в этом году я издал ретроспективную книгу карикатур на Гитлера, которая принесла некоторые деньги, а потом написал музыку и помогал дирижировать для пары фильмов. Спустя несколько недель Геринг пригласил меня остановиться в его президентском дворце рейхстага. Разумеется, ему это не стоило ни гроша, но он, кажется, посчитал это достаточным возмещением тех сумм, которые он занимал у меня в более трудные годы и которых я так и не получил обратно. Потом ненадолго я снял квартиру на Гентинерштрассе, а поздней осенью 1933 года переехал в очаровательный дом, практически миниатюрный дворец, на Паризерплац прямо напротив Бранденбургских ворот. До самого конца именно там был мой берлинский дом.

В первое время я обнаружил, что выгодно появляться в партийной форме. Я всегда считал тусклые облачения частей СА верхом дурновкусия, поэтому позволил себе сшить собственную форму. Я заказал у лондонского портного прекрасный длинный кафтан и украсил его изысканными небольшими золотыми эполетами. Гитлер предложил мне рубашку и брюки из магазина партийной одежды, но, если уж мне приходилось по тактическим соображениям избавиться от гражданской одежды, я собирался сделать это по-своему. Мое первое появление в новой форме на вечере у Луиса Лохнера, корреспондента Associated Press, стало, без преувеличения, настоящим событием.

То, что я говорю о таких незначительных деталях эпохи больших перемен, не должно казаться попыткой отстраниться от тех событий. Нацисты пришли к власти с заявлениями о намерении вычистить авгиевы конюшни экономической разрухи, безработицы, коррупции, коммунистической заразы, бессмысленных и пустых свар 32 партий в рейхстаге и восстановить национальную гордость и самоуважение. В это я верил, будучи членом партии, и не буду пытаться задним числом оправдывать то, что я соглашался со драконовскими мерами, предложенными нацистами. Рискну снискать критику англосаксов, сказав, что я рассматривал этот процесс как вырубку подлеска, которая поможет настоящим деревьям расти снова. Как частное лицо я по мере возможности занимался тем, что пытался вмешаться везде, где революционные порывы приводили к ужасным перегибам. Многие другие делали столько же или даже больше, но, по крайней мере, в конце мне удалось сбежать и спасти свою жизнь. Чтобы вообще иметь возможность заниматься всем этим, мне приходилось сохранять свое место рядом с Гитлером.

В то время у меня случилась первая стычка с Герингом. От Лохнера и других людей из дипломатических кругов я слышал неприятные истории о делах в Коламбия-хаус рядом с аэропортом Темпельхоф. Говорили, что люди СА устроили там что-то вроде частной тюрьмы и центра дознания для политических врагов, говорили, что заключенных там избивают. Однажды в президентский дворец рейхстага зашел граф Шенборн, с которым мы были знакомы, и подтвердил эти слухи, дополнив их некоторыми подробностями. Я поднял эту тему за завтраком с Герингом. Сначала он все отрицал. Потом я предложил разрешить это недоразумение, лично посетив это место. Сначала Геринг пытался уклониться от этого, потом разозлился и наконец потребовал, чтобы я сообщил ему, кто рассказал мне об этом. Я не хотел этого делать, но после обещания, что с моим информантом ничего не произойдет, назвал имя Шенборна. Мне следовало думать лучше, но тогда мне еще многому предстояло научиться. Шенборн исчез и где-то содержался несколько недель. Он, конечно, не был особо рад мне, но я устроил такой скандал, что, возможно, помог его освободить так же, как и посадить. Та история стала первой демонстрацией того, насколько ситуация может отличаться от той, на которую мы надеялись. Следующие три года я протестовал когда мог. Но не нужно считать, что легко играть роль короля Канута.