И она бросилась ко мне с поцелуем. Впрочем, заставлять меня было не нужно, и я был готов исполнить ее просьбу с превеликой радостью. Мысль о том, что поблизости может бродить тот тип в камуфляже возбуждала еще сильнее. Не знаю, хотел ли я когда-нибудь кого-то так сильно как Червоточину. Нет, знаю: однозначно не хотел. И точно никогда в жизни не хотел так сильно, чтобы кто-то хотел меня. Покрыв поцелуями все ее лицо, я опустился на правое колено и поднял ее юбку. Она схватилась левой рукой за перила моста, и перекинула правую ногу мне через плечо. Я несильно прикусил ей внутренние поверхности бедер, чувствуя, как она дрожит, затем сдвинул в сторону полоску трусов, и прильнул губами к ее лону. Она тут же издала протяжный стон и запустила правую руку в мои волосы. Мне, в прямом смысле слова, показалось, что мои губы и язык обожгло – столь горяча она была в эти минуты, которые, клянусь! я хотел продлить навеки. Если бы в тот момент мне предложили исполнить любое мое желание, я сказал бы, что хочу прожить вечность именно так. Слыша ее стоны, чувствуя, как подгибается ее левая опорная нога, и придерживая ее в эти моменты, изо всех сил сжимая пальцами ее ягодицы и впиваясь ртом в ее раскаленную плоть.
Через три коротких минуты, она кончила, больно ударяя меня каблуком по спине, и едва не грохнулась на брусчатку. Я подхватил ее, и сев прямо на мокрые камни, прижал ее дрожащее мелкой дрожью тело к себе.
– Выпей, – сказал я, и она послушалась.
Затем долго смотрела мне в глаза, и в тот момент я очень отчетливо понимал, что передо мной действительно душевнобольная, настолько бешеным был ее взгляд. Она вновь вскочила на ноги, скинула с себя свой пиджак, заставила подняться меня и принялась расстегивать мне ремень.
– Держи меня! – сказала она и, схватив меня за руки, перекинулась спиной через перила моста. – Держишь?
– Держу, – ответил я, предчувствуя, что сейчас со мной случится что-то неземное.
Червоточина крепко обхватила меня ногами за спину, освободила правую руку и, взяв в нее мой член, сама направила по самому желанному маршруту. Я крепко перехватил ее руки чуть ниже локтей, она полностью расслабила спину и глубоко запрокинула голову. Стоило мне на секунду забыться, ослабить хватку и она рисковала рухнуть в воду. Но, клянусь, никогда в жизни еще не был я столь силен и сосредоточен на каждом своем движении, как в те минуты. Обладая ей на том Кровавом мосту, под непрекращающимся дождем и практически в темноте, я чувствовал себя буквально властелином вселенной, и искренне желаю каждому мужчине хоть раз почувствовать то же самое, хоть раз ощутить себя богом благодаря женщине. Мне казалось, что для меня нет ничего невозможного, и скажи она мне тогда достать луну, не знаю как, но я бы это сделал. Мне казалось, что я способен одной силой мысли обрушить небеса, стоит мне только захотеть этого. Мне казалось, что с каждым следующим толчком, через нее, как через некий канал, в меня проникает неведомая всем людям сила вселенной.
От неземного счастья и наслаждения у нас не хватало сил даже на стоны, и я слышал только синхронное, учащенное и хриплое дыхание. Дождь лил уже почти стеной, и только обострял ощущения. Пальцы, сжимавшие ее руки, свело мне судорогой, и я боялся, что уже никогда не смогу их разжать; это было единственное, чего я тогда боялся. Иногда она поднимала голову и тогда мы просто смотрели друг другу в глаза, читая в них все законы мироздания, все грехи и добродетель человечества, все безумие и страсть времени и пространства.
Вместе с нами закончил и дождь. Потом мы просто сидели во тьме на мосту, прислонившись к перилам, не волнуясь о том, что можем заболеть, молчали и пили вино.
– Проси, что хочешь, – она первой нарушила тишину.
– Запомни меня, – ответил я именно то, чего хотел от нее.
– Обещаю, – сказала она и передала мне бутылку с последними глотками.
– Проси и ты, – сказал я.
– И ты сделаешь?
– Да.
– Все, что захочу?
– Да.
Она пошарила в кармане своего пиджака, который теперь лежал на ее коленях, и достала… удавку. Самую настоящую удавку, обрезанную чуть выше затягивающего узла, чью принадлежность я сразу разгадал.
– Надень ее.
Я тяжело сглотнул, потому что ожидал чего угодно, но точно не этого.
– Я правильно понимаю, что…
– Да, это последний галстук моего ублюдочного мужа. Ты обещал.
Действительно, обещал. А потому взял веревку в руку, примерно минуту рассматривал ее со всех сторон, в тайной надежде, что Червоточина вдруг передумает, чего, разумеется, не произошло. Я накинул петлю на шею, а Червоточина плотнее подтянула узел.
– Посмотри на меня, – сказала она.
Я повернул к ней лицо и встретился с ее взглядом. Во взгляде этом пылала чистая ненависть, от осознания которой я вдруг словно обмяк. Эта ненависть полностью сломала мою волю, я вдруг понял, что не принадлежу себе, что я теперь не я, а кто-то другой. Может быть, тот, кто когда-то уже надевал эту петлю на свою шею, кто уже видел этот взгляд и испытывал эту выжигающую ненависть.
– Прости меня, – прошептал я в полубреду.