Мои друзья и горы.

Погода стояла отличная, все было вполне буднично, и весь наш разговор состоял из очень простых фраз типа: «Страховка готова?» — «Да!» «Я пошел». И так веревка за веревкой. Как вдруг совершенно неожиданно я услышал необычно серьезный голос Олеся: «Ребята, сейчас этот кусок скалы повалится вниз, и удержать его я не смогу». Подняв голову я увидел, как огромная плита почти в человеческий рост стала медленно отходить от скалы и, несмотря на все ухищрения Олеся, наклонилась и обрушилась вниз. Нас спасло то, что Олесь до последнего момента пытался удержать эту плиту и как-то смог слегка изменить траекторию ее падения. Крик «Камень» — и все, что мы с Микой могли сделать, — это просто прыгнуть по сторонам, как зайцы, совершенно не разбирая дороги. В следующий момент раздался грохот, нас сдернуло вниз, но страховка Олеся оказалась надежной, и, пролетев пять-семь метров, мы повисли на веревке. На наше счастье, камень не угодил ни в Мику, ни в меня а главное — не перебил веревку. Оба остались целы и даже не получили ни единой царапины. Задрав голову, я увидел совершенно бледного Олеся, и на его немой вопрос ответил, что мы в полном порядке. Потом сверху послышался тревожный голос Бориса: «Живы?» Получив ответ, он несколько раздраженно спросил: «Какого черта вы там делаете? Чего там застряли? Давайте сюда, и поскорее!»

  Людям, далеким от альпинизма, может показаться, что после таких смертельно опасных моментов должно наступать что-то вроде шоковой реакции, когда человек не способен вообще делать что-либо осмысленное. Могу заверить, что ничего подобного обычно не случается. Видимо, просто потому, что в такой чрезвычайной ситуации организм пребывает в состоянии полной мобилизации всех сил и всяким посторонним эмоциям просто нет места. Наверное, также существенно, что при этом никогда не бывает возможности (или ее сознательно не дают ваши спутники!) передохнуть и осмыслить происшедшее. Так было и у нас с Микой. Нам не потребовалась никакая передышка, чтобы, так сказать, «прийти в себя». Мы сразу включились в прерванную монотонную работу и спокойно преодолели — конечно, на верхней страховке — весь участок крутых скал до Боба, а потом и дальше до места ночлега.

  Эмоционально тяжелее всего было Олесю, который никак не мог успокоиться и клял себя за то, что раньше не заметил, насколько ненадежно стоял злополучный камень. Ну а Боб — он только живописал, какие у нас были выразительные лица после срыва, да издевался над Олесем: «И за что только тебя называют «Святым»? — а кличку эту Олесь получил от Боба! — Вот так, ни за что, ни про что, захотел угробить сразу двоих ни в чем не повинных мужиков!»

  На этом, слава Богу, наши неприятности на Щуровском закончились. На следующий день никто уже не вспоминал о происшедшем. Мы довольно рано были на вершине, а дальше несложный, хотя и опасный, спуск через Ушбинский ледопад, и вот они, «австрийские ночевки», на морене, прямо напротив пика Щуровского. Дело сделано!

  Конечно, стена пика Щуровского по своей технической сложности ни в какое сравнение не идет со стеной Крумкола в Безенги, даже с тем участком, который мы успели пройти. Тем не менее, было очень приятно закончить сезон на мажорной ноте — успешным прохождением пусть не очень трудного, но классического стенного маршрута.

Домбай, зима 1960 г.=

 Боб всегда по-настоящему оживал, когда у него возникала какая-то необычная и заразительная для всех идея. Одной из таких идей для него стал зимний траверс Главного Домбая. В летних условиях траверс Главного Домбая это достаточно обычный, хотя и сложный маршрут 5 категории трудности, один из самых популярных на Западном Кавказе среди квалифицированных альпинистов. Зимой же район Теберды и Домбайской поляны превращался в подобие горнолыжного курорта. Среди разношерстной публики курортников, катающихся с горок или просто загорающих, совершенно чужеродными выглядели редкие группы альпинистов, которых неведомые силы заставляли переться вверх с рюкзаками, по колено в снегу, чтобы зачем-то добраться до какой-нибудь вершины. Однако такие фанатики все же не переводились, и каждый год в альплагерях «Алибек» или «Красная Звезда» находились желающие совершить зимние восхождения. Для этой цели обычно выбирались простейшие маршруты 1 или 2 категории трудности и даже не рассматривалась возможность более сложных восхождений.

   Поэтому когда Борис ранней осенью 1959 г. предложил «сделать» зимний траверс Домбая, голосов «против» было больше, чем «за». Самые трезвые из нас, вроде Мики Бонгарда или Жени Тамма, резонно возражали, что для этого понадобится специальное снаряжение, которого у нас нет, вес рюкзаков для технически сложного маршрута может оказаться просто запредельным, и, наконец, у нас не было опыта даже простейших зимних восхождений. Нашлись и «лихие головы» вроде Саши Балдина, который загорелся этой идеей сразу. Про себя могу сказать, что сам по себе зимний альпинизм меня не очень привлекал, но от друзей я, конечно, отставать не желал.