Мои друзья и горы.

О самом И. П. Леонове рассказывали, что во время войны он попал к немцам в плен и из лагеря сбежал, но неудачно, и его поймали где-то километров за 15 от лагеря. Немцы не стали его расстреливать, а устроили забаву — они его заставили бежать всю обратную дорогу, а сами ехали на велосипедах, предупредив его, что если он упадет по дороге, то будет немедленно расстрелян. Он выжил, и с тех пор у него было особое отношение к бегу как к занятию, которое может оказаться жизненно важным.

  Первоначально с Бобом на зимний траверс захотели пойти очень многие из нашей компании. Но не все могли уйти в отпуск в середине года, кого-то не отпустили семейные дела, и в итоге в группе восходителей осталось лишь семеро, а именно: Боб Горячих, Женя Тамм, Мика Бонгард, Саша Балдин, Юра Смирнов, Коля Алхутов и я.

  Мне, да и не только мне, было особенно приятно видеть с нами Сашу Балдина. И не только потому, что он был чрезвычайно силен и на скалах и на льду и его участие было ценным для любой группы. Дело в том, что Саша уже почти собрался бросить альпинизм после того, как в течение пяти лет в горах погибли четверо из его самых близких друзей. Я помню, что как-то раз при обсуждении планов на очередной сезон я услышал от Саши, что хотя без гор он не мыслит своей жизни, но время от времени ему начинает казаться, что наше товарищество — это просто «клуб самоубийц», и тогда хочется убедить нас всех бросить горы. Он никогда более не разговаривал на эту тему, но то, что он снова пришел к нам, было равносильно тому, как если бы мы услыхали от него самый главный для обитателей киплинговских джунглей пароль: «Мы с тобой одной крови, ты и я!»

  В самый разгар наших приготовлений Бобу позвонил Игорь Ерохин, один из лидеров альпсекции МВТУ, и сказал, что его группа тоже собралась идти на Домбай зимой, но поскольку мы первыми подали заявку на этот маршрут, то они хотели бы идти за нами с разрывом в день или два. Естественно, Борис обрадовался этой вести, так как с точки зрения безопасности очень хорошо иметь рядом вторую сильную группу на столь трудном восхождении. Судьбы наших групп оказались очень тесно переплетенными, и поэтому мне бы хотелось немного рассказать читателю об Игоре Ерохине.

  Игорь Ерохин был одной из самых интересных фигур в отечественном альпинизме. О нем очень много и хорошо написано его друзьями и единомышленниками в книге «Победа Игоря Ерохина». Я же был с ним мало знаком, и мои суждения об Игоре основаны на впечатлениях скорее поверхностных, чем основательных. Я несколько раз бывал на тренировках и соревнованиях, которые проводил Ерохин, и меня поражало не то, что он был очевидным лидером, — он не мог им не быть, а отношение к нему со стороны ребят: он был для них, по крайней мере, для большинства, совершенно непререкаемым авторитетом, всегда знающим, что необходимо делать, умеющим заставить кого угодно сделать то, что требуется в интересах дела, и готовым взять на себя любую ответственность. Короче, он воспринимался как неординарный человек, который «имеет право». За такими руководителями люди могут пойти с готовностью на что угодно, и, видимо, такие качества и определяют то, что иногда называют харизматичностью лидера.

  Но не могу не отметить, что подобный авторитарный стиль руководства вряд ли может считаться самым эффективным вообще и в альпинизме в частности. В этом отношении для меня примером всегда служил Женя Тамм. Он никогда не ставил своей целью доминирование над другими, и его безусловный авторитет держался на присущих ему аналитических способностях, на умении находить оптимальные решения самых непростых проблем и доносить свое понимание до всех, с кем он был так или иначе связан. Все это при полном уважении к личности и мнению каждого. При этом Женя не воспринимался как некая персона, стоящая над нами, — нет, он был одним из нас, просто взявшим на себя дополнительное бремя руководства.

Мне совершенно не хочется выступать в роли судьи при сравнении стиля руководства И.Ерохина и Е.Тамма, да у меня на это и нет какого-либо права, но сопоставление этих двух стилей может служить неплохой иллюстрацией к недавно попавшейся мне на глаза довольно емкой характеристике двух крайних типов отношений в социуме: один тип – это стиль «общественного дела», то есть республики (res publika, лат.), другой – «нашего дела» (то есть cosa nostra, итал.).