Мои друзья и горы.

  К слову сказать, ни в этот, ни в последующие пару дней никакой особой усталости мы не чувствовали — слишком велико было нервное напряжение. Весь обратный путь запомнился мне состоянием полной апатии и нежелания возвращаться с гор на равнину. Мы слишком долго жили в совершенно ином мире, в мире гор, холодных и не знающих снисхождения, унесших жизни четверых наших друзей и выпустивших нас из своего плена. Жизнь «людей равнины», людей, которые, по выражению Ю. Визбора, «не задают горам никаких вопросов», казалась совсем чужой. Я не мог даже представить себе, как буду снова ходить на работу, заниматься своей диссертацией и жить, как все, после того, что с нами случилось в горах.

  Прошли похороны ерохинской четверки и поминки по погибшим, а потом, как водится, подробные разборы всех обстоятельств их гибели, которые, однако, ничего не прояснили, а лишь подтвердили печальную истину: подобного рода несчастья случаются в горах каждый год. У меня тоже нет никаких своих выводов относительно конкретных причин несчастного случая, кроме, может быть, не очень обоснованного и довольно общего соображения.

  Игорь Ерохин, конечно, был глубоко травмирован тем судилищем,  которое было над ним устроено после восхождения на пик Победа.  Наверное, эта травма была особенно глубокой для такого человека, как Игорь, со столь сильным характером и амбициозностью, который не привык отступать от своих планов и тем более — терпеть столь унизительные поражения. Мне кажется, что для человека, находящегося в  таком психологическом состоянии, вообще опасно предпринимать что-либо действительно трудное, то, что может потребовать быстрой реакции в условиях больших физических и нервных перегрузок. Иначе может оказаться, что в какой-то критический момент, когда счет времени идет на доли секунды, он не сможет адекватно среагировать на происходящее и окажется не в состоянии быстро принять единственно верное и спасительное решение.

   Горы, конечно, не злонамеренны, но они могут неожиданно предложить человеку пройти через очень серьезные испытания, и никто не знает, что при этом может оказаться важнее для выживания — степень физической и технической подготовленности или состояние вашего Эго, с его скрытыми комплексами и травмами.

    И последнее, о чем мне хочется сказать в этой главе. Никто и никогда не гарантирован от несчастного случая в горах — ни неопытные новички, впервые идущие на простейшую вершину, ни тренированные альпинисты-профессионалы, прошедшие сложнейшие маршруты, которым, увы, иногда кажется, что они «держат Бога за бороду». В этом смысле занятие альпинизмом сравнимо с мореплаванием, где, несмотря на все достижения прогресса, ежегодно случается множество несчастных случаев. Как-то, довольно давно, мне попалось на глаза старинное рыбацкое заклинание: «Да отвратит Судьба свой лик суровый от всех идущих в море кораблей». Мне кажется, что подобными словами следует напутствовать не только моряков, но и альпинистов, тех, кто бросает вызов Стихиям Гор, не менее грозным, чем Стихии Моря.

=Глава 4

Золотые медали за восхождение на вершину, потерявшую свое имя. Памир, 1961 г.

  Ослепительный солнечный день. Жара, и негде от нее спастись. Только что Декхан-бай, киргиз-проводник, перевез меня на лошади через бурную реку, высадил посреди камней высохшего русла реки и, показав вверх, где виднелся язьж ледника Федченко, объявил, что дальше я без труда перейду с осыпи на ледник. На мое замечание, что слева от нас четко проглядывается еще какой-то поток и хорошо бы через него тоже переправиться, он ответил, что это — боковое русло и оно ко мне не имеет никакого отношения. К тому же, добавил он, на первой переправе было много воды, так что мы еле выбрались, и он должен спешить, ибо вода быстро прибывает (что было чистой правдой). Делать было нечего, я расплатился с проводником, отправил с ним записку на метеостанцию в Алтын-Мазар, чтобы по рации сообщили ребятам в базовый лагерь на леднике Бивачный, что я уже переправился через Сель-дару и скоро до них доберусь.

  Будучи в веселом расположении духа, я подхватил рюкзак и направился в сторону языка ледника, предвкушая, что быстро выберусь на лед, а там и на тропу, ведущую в базовый лагерь. Но благодушие мое было недолгим, и на его место пришла нешуточная тревога, когда я приблизился к леднику. Ледник-то был на месте, и расстояние от моей осыпной гряды до его языка составляло менее ста метров, но выхода на язык не было вообще: он был надежно перекрыт мощным потоком воды, который вырывался из огромного грота и сразу разбивался на два потока. Через правый поток мы переправились, а левый — он мало чем отличался от первого. Возможности его обойти не было никакой. Первая мысль была вернуть Декхан-бая, и я бросился назад в надежде догнать его, но он уже переправился обратно и скрылся за поворотом.