Мои друзья и горы.

Вдруг где-то начинает капать с потолка. Скоро убеждаюсь, что капает на штаны мне и Бобу Баронову. Сдвинуться в сторону нет ни малейшей возможности. Скоро вода, и довольно холодная, начинает струиться по телу. Достаю фонарь — на часах около десяти вечера. Эдак за ночь промокнешь насквозь. Надо что-то делать. Освещаю потолок. Свод отделан недостаточно тщательно, и прямо над нами остался выступ, с которого и течет. Пробую снять эту нашлепку рукой — ничего не получается. Спрашиваю ребят, где кастрюля или хотя бы крышка от кастрюли. Вилька пытается ее найти под собой, но не находит. Остальные как-то вяло реагируют на мой вопрос. Сбиваю еще раз нашлепку рукой, вроде бы удачно, ложусь и. засыпаю. Не помню, что мне снилось, но только вдруг мне стало очень удобно, даже уютно...

  Эта ночевка для всех нас во многих отношениях была удивительной. И в частности, тем что мы, в общем-то, спали без каких-либо снотворных. На этой высоте нередко бывают слуховые или зрительные галлюцинации. Так, по рассказам Колодина, «ветерана» восхождений на пик Победа, он лично испытывал на высоте выше 7000 м что-то вроде «раздвоения личности». Ничего подобного мы не замечали и спали, почти как в базовом лагере».

  Здесь я оторвусь от дневника Вали и снова обращусь к своим воспоминаниям. Мне запомнилось, что нормального сна все-таки не было, а было нечто вроде забытья, когда слышишь четко все: и свое собственное шевеление, и кашель, и беспокойные движения соседей, и капель со стен пещеры. Время тянется бесконечно медленно, и мысли обуревают беспокойные: «Ну хорошо, мы, конечно, не поморозимся и до утра доживем спокойно. Но каковы мы будем после такой ночи, ведь самая тяжелая работа у нас будет завтра, когда мы окажемся на высоте почти 7500 м?»

  Вышли из пещеры в восемь утра налегке, без рюкзаков. Утро в горах на такой высоте очень холодное. Мороз градусов за двадцать. Наше единственное спасение — в быстром движении. Вскоре выстраивается цепочка из пяти связок, и налаживается обычная работа. Как ни странно, но идется довольно легко. Первая связка пробивает ступени, забивает изредка крючья для страховки и при этом она должна обеспечивать высокий темп. Через 50-70 м она отходит в сторону и становится в конец. И так все время. Дышится с трудом, но иначе и быть не может на высоте больше 7200 м. Ветер несильный, солнышко и густо-фиолетовое небо. Увал сменяется увалом, и каждый издалека кажется вершиной. Уже Здорово устали, но должен же быть когда-то конец нашему пути! Где же, наконец, эта чертова вершина? Но вот еще один очередной увал, и, поднявшись на него с недоверием и уже с некоторым отвращением, мы вдруг Увидели, что дальше идти некуда. Дальше гребень уходил вниз. Все закончено, мы на вершине. Время — 11.30.

 День был солнечный и ясный. Во все стороны простирались высокие горы, горы Памира, а чуть дальше на юге были видны семитысячники Гиндукуша. Защелкали затворы аппаратов — групповой снимок, панорама, отдельные портреты. На вершине довольно просторная каменистая площадка, мы там с комфортом разместились, греясь на солнышке, Наслаждаясь покоем и лениво собирая камушки на память. Высота — без малого 7500 м, но никаких неприятных ощущений — вроде головной боли или общей апатии — ни у кого не было, уже не говоря о «раздвоении личности» по Колодину. Единственно, что я четко помню, это общее замедление реакции и нежелание что-либо делать. Никаких ощущений радости, уже не говоря об эйфории от достижения цели, не было. Все вытесняло чувство облегчения, что вверх больше идти не надо и теперь путь — только вниз.

  Однако необходимо было исполнить один обязательный обряд взять из тура записку предшественников и заменить ее на нашу. Женя Тамм вытащил из тура консервную банку с запиской, развернул ее, прочитал про себя и в полном недоумении воскликнул: «Что-то я ничего не могу понять. Вот послушайте: «Благодарю Бога, детей своих и Кирилла Константиновича, давших мне силы закончить этот путь. Не ел и не пил уже три дня, спускаюсь по пути подъема. Привет следующим восходителям« Кассин». Моя первая реакция: это какая-то галлюцинация, бред, в лучшем случае чей-то не слишком удачный розыгрыш. «Жень, посмотри внимательнее, может, в туре еще что-нибудь есть?» Он отвечает: «Да, в банке еще полплитки шоколада, а на бумажке написано, что это оставлено для следующих восходителей».