Читаем Мой гай дубовы полностью

Дзьмулі ўпартыя ў паняверцыу жалейкі і медныя трубы,аж пакуль не ўзрываліся сэрцы,біла кроў іх праз спеўныя губы.      Ой, дошкі на сценах старожкі,      біла кроў праз спеўныя губы.Грувасцілі шчэбень з бруку,тратуары, камоды, цагліны,палымпелі барвова іх рукі:дзядулі — падлеткі — жанчыны.      Ой, дошкі на сценах старожкі,       падлеткі і жанчыны.Стралялі з дубальтовак,пад стогны і пад енкі кідалі ў танк бутэлькі напудраныя паненкі.      Ой, дошкі на сценах старожкі,       гінулі ў дыме паненкі.З Лондана — песні слалі, з-за Віслы — хлеб і зброю,у друзе руін паміралі хлопцы як героі.      Ой, дошкі на сценах старожкі,       падалі хлопцы-героі.Глыталі ваду з канавы,падкошвала ногі знямога,на бруку і травах каналі:«Смерць або перамога!»      Ой, дошкі на сценах старожкі,       грымотнае: «Перамога!»Калі ўжо так жадалі быць падабенствам цэменту, дарэшты іх растапталі, сцерлі Варшаву дашчэнту.      Ой, дошкі на сценах старожкі,       сцерлі Варшаву дашчэнту.Мёртвым — малітвы шлем мы,жывым — у сэрцы коле за срэбны знак на шлемах,за бела-чырвоны колер.      Ой, дошкі на сценах старожкі,      бела-чырвоны колер.Грозныя сціхлі маторы,згубіўся за лесам іх пошчак, ужо прадаюць памідорыля гераічнай плошчы.      Ой, дошкі на сценах старожкі,      ля гераічнай плошчы.Струнамі граюць кроквы,сіроты, удовы, калекі,аддрукаваныя крокі, як ноты, застылі навекі.      Ой, дошкі на сценах старожкі,      ноты застылі навекі.Мой сябра, заручаны з цішай,нямы і глухі назаўсёды,твой подзвіг і сёння калыша сцягі жыцця і свабоды.Ішоў і падаў балесна, да агню падступаючы блізка... пра цябе — мая шчырая песня,калі тупаю да абеліска...      Ой, дошкі на сценах старожкі,       тупаю да абеліска.<p>ВАРШАВА, 1948</p>

Таварышам з Паўстання

Зноў і зноў прад вачамі Варшава-сталіца праходзіць, Ноччу плыве плытамі Сноў, што ўспаміны родзіць.Глядзіць маладзік асцярожна,Мігаючы, зоркі сваволяць.I — Вісла, якую няможнаТак, як і попел, адолець.Хоць дым яшчэ слепіць вочы, Ды днеюць вокны Варшавы,I крочыш таропка, і крочыш Сцягой, утаптанай у травы.Скляпенні святынь з журбоюВецер блакітны палошча,Плывеш — і плывуць з табоюРуіны дамоў і плошчы.Не многа ўбярог нязломныГорад, баронячы волю,—Зоркі, і месяц бяздомны,Раку, і цвінтар, і поле.Запомні куродым горкі,Пакуль палацы не ўсталі.Запомні магіл пагоркі,Пакуль іх не здратавалі...Надыхайся ветрам Свабоды,Якую ў заўтра несці,Пакратай зубамі шчэбень На Кракаўскім Прадмесці.Хай смагу спатоліць рэчка, Напомняць хваль яе рухі,Што сёння ты не асечка Дзён вераснёвай скрухі...Устань, каб да сонца ўзляталі Паверхі новай Варшавы,Што сёння плыве плытаміСноў, палеглых у травы.<p>ПАГЛЫБЛЕННЕ Ў СВІТАННЕ</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Сонеты 97, 73, 75 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда
Сонеты 97, 73, 75 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда

Сонет 97 — один из 154-х сонетов, написанных английским драматургом и поэтом Уильямом Шекспиром. Этот сонет входит в последовательность «Прекрасная молодёжь», где поэт выражает свою приверженность любви и дружбы к адресату сонета, юному другу. В сонете 97 и 73, наряду с сонетами 33—35, в том числе сонете 5 поэт использовал описание природы во всех её проявлениях через ассоциативные образы и символы, таким образом, он передал свои чувства, глубочайшие переживания, которые он испытывал во время разлуки с юношей, адресатом последовательности сонетов «Прекрасная молодёжь», «Fair Youth» (1—126).    При внимательном прочтении сонета 95 мог бы показаться странным тот факт, что повествующий бард чрезмерно озабочен проблемой репутации юноши, адресата сонета. Однако, несмотря на это, «молодой человек», определённо страдающий «нарциссизмом» неоднократно подставлял и ставил барда на грань «публичного скандала», пренебрегая его отеческими чувствами.  В тоже время строки 4-6 сонета 96: «Thou makst faults graces, that to thee resort: as on the finger of a throned Queene, the basest Iewell will be well esteem'd», «Тобой делаются ошибки милостями, к каким прибегаешь — ты: как на пальце, восседающей на троне Королевы, самые низменные из них будут высоко уважаемыми (зная)»  буквально подсказывают об очевидной опеке юного Саутгемптона самой королевой. Но эта протекция не ограничивалась только покровительством, как фаворита из круга придворных, описанного в сонете 25. Скорее всего, это было покровительство и забота  об очень близком человеке, что несмотря на чрезмерную засекреченность, указывало на кровную связь. «Персонализированная природа во всех её проявлениях, благодаря новаторскому перу Уильяма Шекспира стала использоваться в английской поэзии для отражения человеческих чувств и переживаний, вследствие чего превратилась в неистощимый источник вдохновения для нескольких поколений поэтов и драматургов» 2023 © Свами Ранинанда.  

Автор Неизвестeн

Литературоведение / Поэзия / Лирика / Зарубежная поэзия