Мой горький Лондон

А недавно я смотрела один фильм. Не знаю, как он называется, кажется, «Императорский клуб», но дело не в этом. Это кино про учителя в английской школе для мальчиков, который устраивает конкурс, что-то вроде «Мистер Цезарь». Чтобы попасть в тройку финалистов, ученикам нужно было пройти несколько этапов (сочинение и ответы на вопросы). И вот учитель находится перед выбором: уже есть финалисты, но есть еще один, к которому у него особое отношение, это Седжвик Белл, – он верит в его знания, вообще верит в то, что его человеческая сущность одержит верх над сущностью сына богатого сенатора. А тот отстает по баллам совсем немного от всех финалистов. И учитель решает поставить ему пять с плюсом за последний этап вместо пяти с минусом, и он становится третьим финалистом, а тот, другой паренек, выбывает. В общем, Белл все равно проигрывает – попадается на шпаргалке, но потом проходит двадцать пять лет, и он решает взять реванш. Теперь он – важная шишка и т. д., но учитель снова видит, что он ведет нечестную игру, и снова побеждает тот, который победил тогда, давно. Но суть не в этом. Тому мальчику, который выбыл из тройки финалистов, этот учитель признается, что он снизил ему оценку четверть века назад. И он, этот теперь уже мужчина, все равно отдает своего сына в эту же школу, к этому старому учителю. То есть он простил его и не держит на него зла за то, что он ошибался. Это фильм, после которого я плакала. Знаете, я люблю многие фильмы, но плакала я только три раза: после просмотра «Гладиатора», «Дневников мотоциклиста» и этого, «Императорского клуба». Этот учитель потом сказал, что неудача в лице одного ученика (вот этой большой и подлой шишки, сына сенатора) не говорит о том, что неудачно все, и это помогли ему понять другие ученики. Да, он сказал примерно так, но не слово в слово. Люди, причастные к созданию этого фильма, не зря проживут жизнь, и это кино – тому подтверждение, я вот о чем. Искусство, которое переворачивает все в твоей голове и сердце наизнанку, это великое искусство. Без пафоса.

Я вдруг увидела Зверобоя, выходящего из здания телеграфа. Он хромал сильнее обычного и был весь какой-то поникший, небритый. На нем был пиджак соломенного цвета, конечно, помятый, и брюки – странно, но выглаженные, с острыми стрелками. Он хлопнул рукой по карману в поисках сигареты, а рука у него тоже необычная – я имею в виду цвет кожи – она у него какая-то как у индейца. Закурил, поглядел вдаль. Он что, платил за телефон? Зверобой? Нет, кажется, он кого-то нанял специально для того, чтобы этот кто-то ходил там по всяким банкам и телеграфам. Он открыл дверцу белой Тойоты «Caldina», сел за руль. Что? Я не верю своим глазам!

Ну и ну. Зверобой.

Я видела, он был чем-то озадачен.

Утром меня разбудил кричащий мобильник.

– Да-а! – Я завопила во весь голос, испугавшись резкого звука. – Я слушаю!

– Ты чего так громко? – спрашивает трубка Ксенькиным голосом. – Спишь? Ну спи, спи.

– Э-эй, я не сплю, как дела? – оторопело-радостно спрашиваю я.

– Все ок, Мэри. Я хотела пригласить тебя в гости. Придешь? Чаю выпьем?

– С удовольствием. Во сколько? Кстати, который час?

– Уже половина двенадцатого. Хватит спать.

– Ни… чего себе! Так во сколько? – уточняю.

– Когда тебе удобно, я отдыхаю сегодня.

Я сидела на кровати, свесив ноги. Надо же, позвонила! А я бы на ее месте даже и не подумала бы. Наверное. Бодро отправившись умываться, по дороге я взглянула на себя в зеркало («Бедный Йорик!» ) и, увидев, что на меня смотрит, начала поспешно наливать в ладошку гель «для сухой и нормальной кожи». Приведя, наконец, себя в порядок, направилась к холодильнику.

…Незнакомая квартира поразила меня очень сильно. Аромат какой-то неизвестной туалетной воды, казалось, впитался в самую суть всех вещей и предметов, будь то диван, или занавески, или цветы… Даже красный телефон источал запах этих терпких цветов. В квартире всего одна комната, но какая! Это, наверное, реализованная мечта подростков, когда они еще живут со своими родителями, но хотят полнейшей свободы в оформлении своего пространства: у стены стоял симпатичный диван, напротив него – телевизор с большим экраном и DVD. Слева, у окна с балконом – письменный стол, на котором стоит совершенно плоский компьютер. На стенах обои терракотового цвета, фотографии известных музыкантов в больших портретных рамках, и «веревочные» стеллажи (в которых нет стенок, а есть просто тонкие веревки). И на полках – книги, свертки и много-много дисков. Сколько же их здесь? И вообще эта комната слишком напоминает те жилища, в которых живут молодые американцы и англичане, как в кино показывают. Какой-то уютный холостяцкий беспорядок самой энергичной молодости.

– Ну как тебе? – спросила Ксения таким тоном, будто это имело для нее большое значение.

– Я просто в шоке! – ответила я изумленно.

– Пойдем на кухню, там чай, конфеты. Любишь конфеты? – она идет на кухню, жестом приглашая меня за собой.

– Ага, а кто ж их не любит?

– Я не люблю.

– Да ладно? Нет, что, правда? И как вам это удается?

– Как-то само собой получилось, не знаю.