— Где и когда вы ее нашли?
— Вчера в полдень ее привез мармалльский гонец, — грустно усмехнулась Элана, и на ее девичьем личике застыло такое скорбно взрослое выражение, что Коне захотелось обнять сестренку. Младшая тяжело сглотнула и продолжила: — Мы думали, отец потерял ее, когда провожал маму в горы, а получается, все эти годы книга была у них… Я, признаться, испугалась, что хвостатые вернули фолиант, чтобы загладить вину за твою смерть. Страшно обрадовалась, когда увидела тебя живой.
Кона еще раз погладила кожу переплета и тут же одернула руку. На мгновение показалось, что ладони на обложке теплые, будто человеческие. Несмело улыбнулась, похоже, сработала защитная магия тома. Еще слабая, но уже ощутимая. Подмигнула Элане.
— Это хорошо, что они вернули книгу. Былого могущества у отца уже не будет, но, надеюсь, он хотя бы вспомнит, как нас зовут, — моргнула, чтобы унять подступающие слезы, и прошептала: — Я бы очень этого хотела.
Сестра скорее угадала ее слова, чем услышала. Уселась рядом и положила голову Коне на плечо.
— Я тоже бы этого хотела. Помнишь, каким он был? Веселым, сильным, полным жизни, а сейчас и смотреть больно. Полоумный старик, и только.
— Не говори так, — обняла Элану и погладила по голове. — Есть шанс, что скоро все наладится. Если, конечно, уже не слишком поздно.
— Я верю, что не поздно, — выдохнула младшая и поднялась со скамьи. — Где бегают эти несносные девчонки? Завтрак остынет! — кинула через плечо: — Я сейчас! — и потопала во двор.
Кона глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Даже прикидывать не хотела, сколько Плагосу стоило вернуть Щуру Дормету книгу. Как много думал он сам, прежде чем отказаться от мести, сколько крови выпили ему подданные. Усмехнулась: видимо, наследнику Тиасов понравилась ее постель, раз отблагодарил так щедро. Жаль, не позвал с собой и сам не остался рядом. Впрочем, если выбирать между мужчиной и отцовским разумом, то жаловаться ей не на что, она бы в любом случае предпочла здорового отца.
Снова погладила переплет и открыла книгу. Всегда мечтала заглянуть в самые недра отцовского могущества. И сейчас любопытство перестало казаться чем-то постыдным, как в детстве. Между обложкой и первой страницей прятался конверт: небольшой, с пол-ладони, из толстой желтоватой бумаги. «Коне» — гласила размашистая надпись. Сердце мгновенно разогналось до сумасшедшей скорости, а ладони покрылись липким потом волнения.
Трясущимися руками чародейка разорвала бумагу. Заглянула вглубь конверта. Достала оттуда три кроваво-красных пушистых пера и записку. «Ей совсем не поется без тебя», — было выведено там тем же почерком, что и на конверте. Кона нахмурилась, силясь понять, что именно хотел сказать Плагос. А потом ей вспомнились его поцелуи, нежные и горячие одновременно, и предательское сердце сжалось до боли, а следом заухало с удвоенной силой. На глаза навернулись слезы, и противная черная тоска обняла за плечи. Как же хотелось к нему хотя бы на денек! Просто взглянуть со стороны, не позволяя ничего лишнего. Шмыгнула носом и закрыла книгу. Не стоит дразнить судьбу, она и так подарила достаточно.
В доме зашумели сестры, похоже, мелкие наконец-то вернулись с луга. Кона потрогала сковороду и, с удовлетворением отметив, что та еще горячая, отправилась обнимать Лайзу и Кату.
Мелкие если и выросли, то совсем немного. Повисли на Коне, радуясь не только ее приезду, но и предстоящему походу за гостинцами. Чародейка вечно забывала привезти что-нибудь из столицы, но зато не скупилась на местном рынке. Целовались, смеялись, обнимались, пока не услышали шаги отца.
— Хватит лобызаться, марш завтракать, — как-то добродушно и чересчур разумно проворчал он, и вздрогнувшая было Кона поспешила успокоиться. Даст небо, скоро такие интонации будут слышаться постоянно.
Кона проснулась еще до рассвета. Вчерашний день прошел в суете: успели и подписать контракт с портнихой, и на рынок за сладостями, но, несмотря на предыдущую бессонную ночь, как следует выспаться не получилось. Где-то за окном мерещилось знакомое пение красной пташки, и Коне казалось, проснись она сейчас, непременно застанет Плагоса рядом. Жаль, только казалось! Никого не было, одна непроглядная предрассветная тьма.
Над головой послышались шаги, и Кона зажгла магический огонек, торопливо накинула первый попавший платок и, как была босиком, вышла из спальни. Поспешила по узкой лесенке на крышу. Еще когда отец был здоров, он смастерил там нечто напоминающее балкон со скамьей, чтобы встречать рассвет. В детстве Кона часто забиралась туда и представляла себя дозорным, высматривающим врагов. Наверху открывался превосходный вид на горы. Но сейчас шум на крыше скорее пугал: вдруг кто-то из девочек сорвется в темноте?