Зажгла еще один огонек и толкнула дверь. Пригляделась и вздохнула с облегчением. На скамье сидел отец и задумчиво смотрел на еще темные горы. Оглянулся, поймал ее взгляд и подвинулся, приглашая сесть. Кона выбралась из прохода и осторожно устроилась рядом с родителем. Он молча наклонился, вытащил из-под скамьи свернутый плед, удостоверился, что тот сухой, и укрыл им дочь. Снова уставился в темноту.
Где-то вдали за темными каменными гигантами проснулось солнце и, подсветив кровавой нитью света основание ложа, лениво поползло вверх. Кона улыбнулась: еще немного, и солнце окрасит желтым шершавые горные бока, ненадолго делая их похожими на славных больших зверюг.
— Ты обращалась к магии драконов? — как ни в чем не бывало поинтересовался отец. Даже не повернулся, все так же продолжал смотреть на горы.
Кона поежилась. Как странно было слышать от него осознанный вопрос.
— Да, — получше завернулась в пахнущий сыростью плед и подтянула под себя голые ноги. — Мармаллы сожгли книгу, и мне пришлось использовать слезы богов, чтобы создать новую.
— Каркун говорил про мармаллов, — отец шумно вздохнул, и Кона насторожилась: продолжит разговор или снова спрячется в мире иллюзий? Родитель продолжил: — Магия драконов губительна для полукровок, в ней слишком много древних сил. Давно не осталось ни любви к миру, ни снисхождения, ни жалости. Тебе надо следить за собой, не давать злости побеждать разум.
— Как долго? — нахмурилась Кона. Ей ее помешательство казалось временным, но отец явно думал иначе.
— Не знаю, — пожал плечами родитель. — Может, год, может, десять… Ясное дело, у тебя не было выхода, но, думаю, они повлияли и на новую книгу. С одной стороны, ты станешь решительнее, а с другой — в тебе останется меньше человеческого. Безнаказанно слезы могут использовать только драконы, ну и мармаллы еще…
Чародейка проглотила застрявший в горле ком. Получается, она зря поверила видениям?
— И что делать? — едва слышно прошептала она.
— Жить, — отец отвлекся от гор и посмотрел на нее. — Просто знать, что ты — немного не ты. Когда-то мы верили, что слезы богов принесут нам небывалое могущество и благоденствие, чуть ли не вечную жизнь, но кроме лишних смертей мы ничего от них не получили.
Вздохнул и снова отвернулся к горам. Кона осторожно тронула его за плечо, но отец не обратил на ее прикосновение внимания. Из-за каменных гигантов величественно и неспешно выползал бледно-желтый солнечный диск.
Плагос зашел в кабинет и устало бухнулся в кресло. Общение с советом тридцати и до посвящения изматывало невыносимо, а сейчас, когда он стал полноправным правителем, эти мужчины и вовсе раздражали. Совершенно не желали ни слышать друг друга, ни понимать, ни договариваться. Каждый тянул одеяло на себя. Временами Плагос сам себе казался не правителем, а отцом выводка малолетних детишек, которые не могут поделить игрушку.
С почтительным уважением посмотрел на сидящего в кресле напротив дядю: в большинстве случаев тот после общения с советом выглядел бодрячком. И даже за бумаги садился сразу. А ему, Плагосу, требовалось хотя бы немного отдышаться.
— Со временем привыкнешь, — усмехнулся Кролос. Он уже много раз порывался оставить племянника одного, но тот не отпускал бывшего опекуна надолго. Боялся по неопытности наломать дров. Вроде и готовился целую вечность, а все равно многое оказалось впервые. Дядя подмигнул: — Пойдем ужинать, специально дожидался тебя.
Плагос покачал головой. Откинулся на спинку и глубоко вдохнул. Отчего-то показалось, что в кабинете пахнет мятным мылом.
— Есть новости с границы? — поинтересовался торопливо.
— Хочешь узнать, пересекала ли ее дочь Щура Дормета? — Кролос покачал головой и сложил когтистые лапы в замок. — Нет. И к лучшему. Если книгу Щура тебе простили из-за слез, то дочь Щура загладить будет нечем.
— Не собираюсь ее заглаживать, — Плагос почувствовал, как кровь приливает к лицу. — Хочу быть с Коной. Нигде не оговорено, какой должна быть самка тиора. Тут совету тридцати останется только поворчать. И удовольствоваться теми компромиссами, на которые соглашусь.
— Они не так бессильны, как кажутся, — осторожно напомнил Кролос, поднимаясь с кресла, — и очень легко договариваются против кого-то…
— Знаю, — Плагос опустил глаза и покачал головой. — Но куда больше их бунта боюсь, что она не приедет. Решит, что я недостаточно настойчив.
— Не забивай голову ерундой! — проворчал дядя. — Пойдем ужинать.