Мой любимый шотландец

Хэтти не нужно было видеть меню. По сути, она имела в виду, что кухня здесь убогая. То же самое она могла бы сказать и про гостиницу, и про Шотландию, и про него самого. Люциан заказал хаггис, тушеное мясо, вино и эль, размышляя о том, что удар фигуркой трау он вполне заслужил.

В этой глуши время тянулось медленно. Газеты на стойке были трехдневной давности. Казалось, еды пришлось ждать целую вечность, но наконец перед ними поставили дымящиеся тарелки. Мрачное молчание женщины, на которой он женился, лишь усугубляло картину.

– Нравится хаггис? – спросил он, глядя, как она апатично пережевывает пищу.

Хэрриет дернула плечом.

– Похоже на черный пудинг, только вкус более резкий. Что это?

– Бараний желудок, – пояснил он, – фаршированный рублеными потрохами и кашей.

Она отложила вилку.

– Наверняка очень питательно, – слабым голосом откликнулась жена и стала потягивать вино мелкими глотками.

– Можем заказать что-нибудь другое, – вскоре предложил он.

В ее глазах мелькнуло подозрение, и Люциан стиснул ложку. На перемены настроения и недоверие жены обращать внимания не стоило, но Хэрриет привнесла в его жизнь столько сложностей… Он поймал себя на том, что одновременно удерживает в сознании несколько противоречивых мыслей и, хуже того, чувств! Ее недоверие, язвительность, угрюмый, сердитый изгиб губ изводили его необычайно, и все же ему хотелось облокотиться на узкий стол и поцеловать эти губы. Исходивший от нее дорогой аромат жженой ванили мешался с запахом тлеющего угля из шахты – причудливое, чувственное наложение старой жизни на новую, лишавшее его привычной опоры.

Наконец она вернулась к еде, время от времени поглядывая в окно на очертания пологих холмов, исчезающих в темноте.

– Вы и в самом деле надеялись увидеть горы? – спросил он, явно нарываясь на очередную отповедь.

– Конечно. – Хэрриет вздохнула с искренней тоской. – Глядя на горы, душа воспаряет. «Что значат люди по сравнению со скалами и горами?»

– Это из какого-то стихотворения?

Она посмотрела с плохо скрываемой жалостью.

– Из романа Джейн Остен.

– А. – Про Джейн Остен он слышал, но не читал.

– Конечно, – проговорила Хэтти, – откуда вам знать, романами вы не интересуетесь. В любом случае, до мистера Бингли вам как до луны.

Он понятия не имел, что на это ответить, поэтому сделал большой глоток эля.

– Вам даже до мистера Рочестера далеко, – сообщила Хэрриет.

Этого парня он тоже не знал, хотя и понял, что речь идет о типе гнусном, и ожег ее суровым взглядом поверх бокала.

– На самом деле, – протянула она, округлив глаза от внезапного осознания, – на самом деле вы – Хитклиф!

Вполне возможно, сообразил Люциан впервые за долгое время, что она не просто пытается его спровоцировать – бедняга окончательно съехала с катушек. Остаток ужина прошел в молчании. Наконец оба закончили, Хэрриет попросила разрешения уйти, и он едва кивнул, когда она уже покидала кабинку.

Официантка подошла, чтобы убрать со стола и спросить, не угодно ли ему еще эля.

– Кто такой Хитклиф? – осведомился он.

– Хитклиф… Ну, в каком-то смысле злодей из романа «Грозовой перевал», сэр, – ответила она, склоняясь ближе, чтобы забрать его тарелку.

– Злодей, значит?

– Такой угрюмый, невоспитанный мужчина, который страдает по прекрасной леди.

– Да что вы говорите? – пробормотал Люциан.

– Потом он сколачивает состояние, но одержим жаждой мести и сам все портит.

Люциан промолчал.

– Некоторым девушкам Хитклиф даже нравится, – заверила официантка, посмотрев на него искоса.

Люциана обдало жаром. Ее взгляд мог означать все что угодно – вежливость, жалость или флирт. Он отвернулся. Неужели он докатился до того, что возбуждается, стоит женщине взглянуть в его сторону? Слишком много прошло времени. Он не искал женского общества с тех пор, как заключил сделку с Гринфилдом, да и до этого тоже. Теперь с ним рядом жена, которая пахнет приятно, но ее не попробуешь на вкус, чья кожа блестящая и гладкая, но к ней не прикоснуться. Ему хотелось последовать за женой в номер, стянуть с нее чопорное платье и швырнуть ее на скрипучую кровать. Он водил бы своими невоспитанными, злодейскими, как у Хитклифа, руками по всем мягким изгибам, пока она не посмотрела бы на него с милой улыбкой и желанием во взгляде. Она с готовностью раздвинула бы ноги… и внутри было бы очень тесно и горячо, и он трахал бы ее так медленно, что вскоре она стала бы поскуливать, умоляя его двигаться быстрее…

– Виски! – хрипло потребовал он. – Много виски.