Мой любимый шотландец

Мальчик не шевельнулся – он глаз не сводил с Люциана, и вдруг тот понял, что видит ребенок: мужчина в хорошем костюме и цилиндре, с выставленной напоказ толстой серебряной цепочкой для карманных часов, да еще в сопровождении двух городских. Такая картина обещала неприятности – мама будет несколько дней ходить на цыпочках, папа будет злиться или в доме станет меньше еды. От негодования Люциану стало трудно дышать, и ему сделалось еще хуже, когда седоволосая мать Бойда принялась собирать репу, рассыпавшуюся по каменному полу. Спасение принес дальний колокол, пробивший пять часов. Смена закончилась, и Люциан с инженерами вышел.

Погода переменилась, чистый воздух пах нагревшейся на солнце землей. Бойд немного прошелся с ними, выражая одобрение.

– Через четыре дня моя старшая дочь выходит замуж, – сообщил он, кивая и приветствуя здоровой рукой идущих по домам шахтеров.

– Примите мои поздравления, – отозвался Люциан на завуалированную просьбу оплатить торжество. Хороший признак: Бойд не взял бы у него денег, если бы не доверял.

В следующий миг Люциан глазам своим не поверил. На скамье перед последним домом мелькнула ярко-рыжая шевелюра. Его жена! Сидит себе в окружении малышни, словно счастливая курочка в гнезде. И вдруг стало так тихо, что из-под земли ему почудился стук долота.

Глава 19

Ранее в тот же день

Она простояла у окна целый час, наблюдая, как бегут полуденные облака и меняются оттенки пустоши, поросшей лиловым вереском. Когда наконец выглянуло солнце, Хэтти внимательно осмотрела платья, купленные Люцианом. Кроме красно-коричневого и зеленого шелкового в гардеробе обнаружились простые шерстяные платья натуральных цветов, которые для нынешних обстоятельств вполне годились. Иначе выбор был бы невелик: либо порхать по деревне в шелковом наряде, как Мария-Антуанетта, либо безвылазно сидеть в номере, что очень скоро свело бы ее с ума. Если нельзя рисовать, то нужно двигаться. Хэтти выбрала сливовое платье, зашнуровала ботинки, взяла сумку с альбомом, зонтик от солнца и спустилась вниз, чтобы позвать Мари составить ей компанию. Миссис Бернс оказалась в щекотливом положении, поскольку помощь дочери ей требовалась на кухне, но Хэтти пообещала за услугу фунт – кто же в здравом уме откажется? Поддавшись мимолетному порыву, Хэтти попросила лист бумаги и написала письмо на вполне сносном французском, в котором уведомила хозяйку Митилены о своем прибытии в следующем месяце и предложила любую посильную помощь в делах общины. Адрес девушка знала наизусть (необходимая мера предосторожности, принятая перед бегством во Францию) и посулила миссис Бернс еще фунт за тайную доставку письма в почтово-телеграфную контору в Оштермучти.

– Как странно, – поделилась она с Мари немного погодя, бодро шагая по дороге. – Вроде бы мы в долине и должно пахнуть свежестью, но мой нос говорит, что я посреди города.

– Здесь открытое угольное месторождение, мэм, – пояснила Мари, помолчав, – и небольшие пожары случаются постоянно.

– Вы бывали в Лондоне, мисс Бернс?

Мари посмотрела искоса, позабавившись ее вопросу.

– Очаровательно – видимо, это и есть Хэзер-Роу. – Шахтерский поселок смахивал на полотно голландского художника эпохи Возрождения: во всех цветах присутствовали оттенки коричневого, повсюду царило угрюмое запустение. Если бы не детвора, гонявшая обруч по дороге, дома казались бы заброшенными. – Полагаю, все на работах.

– Скоро вернутся, – заверила Мари, кивая на вздымающиеся вдали трубы. – В пять часов.

– Никто не будет против, если я присяду и сделаю наброски домиков? – Хэтти указала на скамью перед первой хижиной, откуда открывался удачный вид.

– Нет, вряд ли, – ответила Мари. – Там живет мать Хэмиша, Рози Фрейзер, я ее хорошо знаю.

Она с любопытством наблюдала, как Хэтти достает из сумки альбом и карандаши.

– Присядьте, – предложила Хэтти.

Девушка со смущенным смешком опустилась рядом и принялась внимательно следить, как на странице появляется знакомый домик.

Вскоре детишки обнаружили, что они гораздо интереснее, чем обруч, а Хэтти – что дети гораздо интереснее, чем ее набросок. Малыши напоминали бурых полевых мышек с круглыми глазками и коричневыми шкурками. Одна девочка застенчиво жевала прядь светлых волос. Хэтти улыбнулась.

– Привет, ангелочек.

Осмелев, ребятишки окружили их со всех сторон, протягивая грязные ручки к сверкающему голубому зонтику. Хэтти рассмеялась, увидев, как Мари пытается осадить самых смелых.

– Пускай, – разрешила она.

Белокурая девочка ловко взобралась на скамейку между ними и прильнула к Хэтти, рассматривая рисунок. Затем она пробормотала что-то по-шотландски.

Мари фыркнула.

– Что она сказала? – поинтересовалась Хэтти.

– Энни дурачится, мэм. Ей вздумалось, чтобы вы рисовали ее.

Широко раскрытые глаза девочки были синие и пугающе серьезные.

– Энни, хочешь, я тебя нарисую?

Кивок.

– Тогда придется посидеть спокойно, – объяснила Хэтти. – Сможешь?

– Шиллинг даю, она и минуты не продержится! – воскликнула Мари.

– Почему бы вам не взять ее на руки?