Мой любимый шотландец

– Нет, но извиняться я не собираюсь.

Люциан с нажимом провел пальцем по ее нижней губе. Наглая ласка прокатилась по телу Хэтти огнем, и от ее мягкого стона глаза его вспыхнули.

– Не знаю, как все исправить, – пробормотал Люциан, снял цилиндр и отбросил в сторону. – Не знаю, что о тебе и думать. Знаю лишь, что лучше обгорю я, чем ты.

Сейчас он ее поцелует! Если бы он злился, она бы его оттолкнула. Внезапно Хэтти поняла, что муж нуждается не только в ее теле, и душа ее откликнулась, подалась ему навстречу. Люциан запустил пальцы ей в волосы, и губы их встретились. Горячие языки коснулись друг друга, и Хэтти утонула с головой – гладкие губы, сладкий чай… Она пылко предавалась бездумным ласкам, пока не почувствовала его напряженное ожидание, твердое и тяжелое, – напоминание о том, что одними поцелуями мужчина довольствоваться не сможет. Ощутив ее нарастающее беспокойство, Люциан ослабил хватку. Движения стали нежнее и медленнее. Выпустив волосы, он погладил девушку по спине, уговаривая остаться в его объятиях. Другой ладонью он бережно коснулся щеки и провел пальцем к влажному уголку глаза. Хэтти дрожа прильнула к мужу, не в силах перестать его трогать, и последнее напряжение в нем растаяло.

Поцелуй снова стал более глубоким и уже походил на извинение: неторопливый и нежный, настойчивый и в то же время смиренный, с незнакомым вкусом на устах. Все чувства обострились: губы мягко уговаривали, языки чуть подразнивали друг друга, теплое дыхание ласкало. Боясь совсем потерять рассудок, Хэтти со вздохом отстранилась.

Люциан даже не пытался ее удержать, лишь наблюдал немного настороженно. Дышали оба прерывисто. У Хэтти заныло между ног, она смущенно переступила, и Люциан бесстыдно расхохотался, запрокинув голову.

– Ужин в семь, – сообщил он и вышел, забыв цилиндр.

* * *

За ужином оба испытывали странную неловкость. Внезапно вспыхнувшая похоть рассеялась за столом, словно скандальный дядюшка-пьяница: игнорировать его кажется неправильным, но и обращаться к нему тоже невозможно. Впрочем, Люциан держался вполне непринужденно – ел с аппетитом и до неприличия ослабил узел галстука, обнажив основание шеи. Хэрриет посматривала на него исподтишка, и в конце концов Люциан ее за этим застиг. Легкая улыбка заставила девушку вспыхнуть до корней волос и опустить взгляд в тарелку. Разве можно презирать мужа и жаждать его поцелуев?

– Значит, с девчонкой вы поладили? – спросил он, имея в виду Мари.

– Она просто чудо! Сегодня я задолжала ей два лишних фунта.

Люциан не донес ложку до рта.

– Каким образом, если не секрет?

– Мари сопровождала меня в Хэзер-Роу.

– Горничные в Лондоне столько за месяц не получают!

– Ах, знаю, – откликнулась Хэтти, – домоводству меня тоже учили.

Люциан промолчал, спрятав свою реакцию за большим глотком эля.

– Некоторые дети, шедшие со смены в шахте, вряд ли старше восьми-девяти лет, – рискнула заметить Хэтти.

– Да, так и есть.

– Они еще маленькие!

Муж пожал плечами.

– Они достаточно взрослые, чтобы работать дверовыми или даже тягальщиками.

– Что это значит?

– Дверовые открывают и закрывают двери в угольные выработки при приближении тягальщика, который тащит тележку с углем, и следят, чтобы не нарушалась вентиляция шахты. Раньше этим занимались самые маленькие – гораздо младше тех, что ты видела сегодня.

Люциан поймал себя на том, что непроизвольно дергает плечом, и перестал.

– Гораздо младше?! – Хэтти вспомнила Майкла, милого херувимчика Майкла, прыгающего на коленях у Флосси. Всего через пять лет он мог бы работать в столь ужасающих условиях? Невозможно! – Как родители смеют заставлять таких малышей? В туннелях ведь темно и страшно!

Лицо Люциана ожесточилось.

– Да, темно. Причем настолько, что порой собственную руку перед глазами не видишь. Но каждый ребенок – лишний рот, который нужно кормить, поэтому чем раньше они научатся зарабатывать себе на пропитание, тем лучше.

Хэтти отпрянула.

– В столь юном возрасте? Ты шутишь!

– Похоже, ты все еще веришь в мое добросердечие, хотя факты свидетельствуют об обратном, – заметил муж.

Вероятно, он прав. Ее временно ввели в заблуждение нежность поцелуев и заверение в том, что скорее обгорит он, чем она. Хэтти отложила ложку.

– Я убеждена, что загонять под землю маленьких детей и женщин – противоправно!

– Закон о рудниках и угольных шахтах приняли еще в сороковых годах.

– Разве он не запрещает женщинам и детям работать под землей?

Люциан кивнул.

– Никаких женщин и девушек под землей, мальчики должны быть десяти лет и старше. Трудиться им разрешено не более десяти часов в сутки. Официально, разумеется. – В его голосе прозвучала едкая ирония.

– Полагаю, женщины и девочки все равно спускаются в шахту, – прошептала она.

– В Драммуире? – уточнил он. – Конечно.

Аппетит у Хэтти пропал.

– Ты это прекратишь?

Он коротко кивнул.

– Слава богу!

– Женщины вряд ли подчинятся, – добавил он. – Зачастую они нарушают закон добровольно.

– Почему?

– Знаешь ли, представление о том, что женщины – хрупкие создания, которым следует проводить время в гостиной за рукоделием, бытует лишь в твоем кругу.

– В нашем кругу, – мягко напомнила Хэтти.