Мой любимый шотландец

– Не угодно ли принять ванну? – предложил он и в ответ на ее неуверенный взгляд добавил: – Мне нужно разобраться с кое-какими делами, поэтому посижу внизу.

Она заколебалась.

– Прямо в обеденном зале?

– Разве в последнее время мы часто следуем протоколу?

Хэрриет устало улыбнулась.

– Нет, не часто. Ванна – отличная идея!

Он поднялся с ней вместе, но девушка покачала головой.

– Не стоит. Я хочу пойти одна.

Люциан поймал себя на том, что следит за качающимися юбками, словно голодный пес за костью, и ему это не понравилось. Точно Хэрриет держит его на поводке. «Не знаю, как все исправить». Вспомнив, как пылко признался в том, что сбит с толку, Люциан почувствовал, что у него горят уши. Да когда такое вообще случалось? Во-первых, признаваться не было нужды – как подметила Айоф, рядом с ним не было никого; во-вторых, подобных затруднений практически не возникало. Подручные от его слов не плакали и ждали от него в конце дня лишь прибыли. А что нужно Хэрриет?

Он попросил еще эля и принялся за отчеты о предварительной финансовой проверке шахты. Это стоило ему нечеловеческих усилий. Едва Люциан опускал перо, в его мысли врывалась жена. Как непринужденно она держится с детьми! Она интересуется буквально всем… Ее слезы, мягкие, нежные поцелуи. Его охватило беспокойство, и бумаги пришлось отложить. Хэрриет милая – по-настоящему милая и скромная. Конечно, она избалованная и невежественная, однако от жизнерадостного нрава и сумасбродности ее не избавила бы даже нищета, доведись ей родиться в жалкой лачуге, а не в шикарном особняке. Нельзя быть столь безрассудной в мире вроде этого – ее может обидеть кто угодно! У Люциана скрутило живот, он похолодел. Защищать любимую женщину практически от всего его не тянуло лет десять. Теперь же из клети в самой глубине души рвался давно забытый инстинкт. Если не держать его взаперти, тот нальется силой приливной волны и вышибет почву у него из-под ног.

* * *

Хэрриет отмокала в железной ванне у камина долго, едва замечая успокаивающее тепло пахнущей вереском воды. Ее мысли целиком заняли откровения Люциана.

Когда он наконец вернулся в номер, волосы ее почти высохли. Хэрриет сидела в кресле, прижав колени к подбородку и завернувшись в два клетчатых пледа. Люциан сполоснулся в тесной каморке за занавеской, ругаясь сквозь зубы, и вышел в черном кашемировом халате, который очень эффектно подчеркивал его могучие плечи. Хэрриет следила, как он раскладывает на столе бумаги, и пыталась совместить новые факты с тем, что знала о муже раньше.

– Значит, этим ты и занимаешься? – спросила она. – Приобретаешь убыточные шахты, а потом улучшаешь условия жизни в общине?

Он поднял взгляд.

– Когда могу, то да.

– Я думала, это забота Комиссии по вопросам благосостояния горняков.

– По идее – да, но законы не всегда соблюдаются так, как хотелось бы.

– А что насчет профсоюзов горняков?

В его глазах вспыхнул язвительный огонек.

– Скажи-ка, кому принадлежат в Британии угольные и сланцевые шахты? Кто управляет консорциумами, которые ими владеют? Профсоюзы?

– Нет, – выдавила Хэтти. – Герцоги, графы и богатые коммерсанты.

– Вот именно.

– На них закон тоже распространяется.

Он посмотрел на нее скептически.

– Когда ты в последний раз слышала, что графа привлекли к ответственности за преступления перед рабочим классом?

Она пощупала занывшие виски.

– Никогда.

– Драммуир принадлежал Ратленду, – сообщил Люциан. – Потому-то здесь все так плохо.

Хэрриет опешила.

– Я не знала!

– Он подогнал цифры, и в результате у консорциума сложилось ложное впечатление о доходности шахты. Сообразив, что даже после необходимых вложений прибыли будет мало, они продали шахту мне. Придется ли Ратленду ответить за содеянное? Сомневаюсь.

– Лорды, которых ты разорил, – медленно проговорила она. – Они выбраны не случайно?

– Конечно.

По ногам Хэтти побежали мурашки, и она крепче обняла колени.

– Ты берешь правосудие в свои руки, наказывая по одному мерзавцу-аристократу зараз?

Он склонил голову набок.

– Ты меня осуждаешь.

– Я что, вышла замуж за анархиста?

– Нет, черт возьми!

– Какое облегчение, – сказала она, потом с подозрением спросила: – А почему ты не анархист?

Люциан презрительно скривил губы.

– Знаешь, чем они занимаются?

– Рассуждают о свержении монархии?

– Сидят и болтают почем зря целыми днями, – сообщил он. – И под предлогом отказа от любых авторитетов обсуждают всякие идеи – хотя совсем отказаться от лидера и принуждения невозможно – и в результате не добиваются практически ничего.

– Неужели?

– От государства я многого не жду, – признался Люциан, – поэтому на лицемерных болтунов у власти мне плевать.

– Ясно, – успокаивающе сказала Хэрриет. – Значит, ты коммунист?

Он покачал головой.

– Впрочем, нескольких коммунистов я поддерживаю деньгами – к примеру, Уильяма Морриса.

– Того самого? – удивилась она. – Рисовальщика обоев?

– Да.

– Ни за что бы не подумала!

– Зато теперь знаешь.

– Ты – социалист.

Люциан пожал плечами.

– Я хочу управлять людьми, которые находятся у власти, а как – мне все равно.

– Управлять людьми у власти, – пробормотала Хэрриет. – Вот в чем моя роль – точнее, моего отца.