Мой муж — чудовище

Это что-то не давало покоя — не наша медленная езда, будто мы ждали кого-то, но и это тоже. Быстро сбросив пистолет на сидение, я принялась осматривать карету. Пусто, пусто, нигде ничего нет, но если это засада, то на кого? На браконьеров, тогда зачем Джеральдина переоделась в мое платье и притворялась, что она — это я? Как нелепо, крестьяне ее все равно узнают, где уверенность, что они не прикончат и леди Вейтворт, если она убьет одного из них?

Картина, лежащая передо мной, была почти сложена, но я перепутала детальки местами. Там, где должен стоять древний замок, раскинулось море, лисы бежали по небу, охотник сидел в башне, а принцесса повергала дракона. Все вышло абсолютно не так.

Почему Филипп не сказал моему мужу, что начнется пурга, когда мы отправились в село в первый раз? Почему он соврал сейчас? Чего он добивался?

Я упала на колени и с трудом подняла тяжелое сидение. Почему я не спросила лорда Вейтворта, что он задумал? И тут же ответила себе — потому, что ему пришлось бы все отменить и возвращаться. Потому что я была вместо себя, а не крестьянка далеко не из робких.

Держать сидение на весу было невыносимо, но я увидела что хотела и опустила его обратно. Мешки, набитые чем-то, и это что-то — или золотой песок, или… или просто песок. Где-то, может, позади кареты, сундук с мехами, и не один, под моим сидением, наверное, деньги. Я еду в карете, которая везет сокровище. И браконьеры… Но они не разбойники? Что я знаю о них? Ничего.

Я запуталась. Мне стало жутко. Я опять выглянула в окно — мы проезжали, кажется, там, где остановилась карета в ту ночь, когда все началось, но я легко могла ошибиться. Мы очень медленно едем, крадемся, со стороны это выглядит естественно — или же нет, и только этим тогда объяснимо то, что еще ничего не произошло.

Что?

Еще есть Летисия. Все дело в ней? Это она преследует нас сейчас, это ей нужно дать возможность напасть, это ее должна убить Джеральдина, смогу ли это сделать я? Не смогу. Почему мой муж выезжал в карете, зачем он покинул ее в самом начале пути, едва мы отъехали от усадьбы, бросил меня одну, кого он хотел запутать? Сколько вопросов, и мне никогда не найти ответ.

Кто ходил по комнатам, кто капал кровью? Эти пятна заставили моего мужа отправить меня в село. Ему стало страшно, но почему? Он ночевал со мной в комнате. Он уходил выслеживать браконьеров.

Пятна оставил тот, кто мог войти в дом, контролируя себя, тот, кто искал причинившего ему боль.

Пятна мог оставить тот, кто умеет ходить бесшумно.

Никто не сказал мне, что это разные люди. Это мог быть один человек.

И был один, несомненно, и я безжалостно перемешала детальки картины, быстро складывая их снова.

«Спросите меня, я скажу, на месте его милости держал бы я этого Филиппа подальше от дома».

Алоиз недоговорил.

«От того, кто шастает по лесу как по дому, всего можно ждать».

Или по дому как по лесу. Он мог это иметь в виду. Алоиз не стал пугать меня, но счел нужным предупредить. Или рассчитывал, что я передам его слова мужу и тот услышит меня, раз не слышит других. У леди больше прав, чем у слуг, хотя бы в том, что она может…

Может…

Стать леди-рыцарем?

Ясные, что они хотят от меня, взмолилась я, этого чересчур много!

«Ходит бесшумно, ветка не треснет, половица не скрипнет».

«Половица не скрипнет»…

Кто открыл мою дверь?..

Глава двадцать седьмая

Филипп. Это Филипп.

Кто кричал в лесу в ту ночь? Я не знала. Это звучало как вопль, вой или рев. И Летисия — не была ли ранена она еще тогда, когда выскочила посмотреть, что происходит? В экипаже темно, я могла не рассмотреть на ее руке кровь. Летисия спасала меня не от того, кто нанес ей ужасную рану — от себя самой. Ведь в карете не было ничего, обо что она могла бы пораниться, а оборотень в замкнутом помещении теряется — она сознательно загнала себя в западню. Просто я не должна была быть рядом с ней.

«Летисия умерла. Ей нанес рану оборотень». Филиппу не понравилось, что я это говорю, но он ничего не мог со мной сделать. Неужели Летисия — истинная этого чудовища?

Филипп открыл мою дверь и ходил по дому бесшумно. Кровь на полу — его рук дело, я напрасно винила в шалости поварят. Вон она, моя картинка, теперь почти получилась, и все детальки ложатся как надо на отведенные им места.

Филипп преследовал меня, но в лесу мы были с ним не одни. Браконьеры, и они оказались моим спасением. Одного он прикончил практически на моих глазах, но были другие, те, которые скрылись с его глаз, те, которые бежали и от меня. И если бы я пострадала, до правды в любом случае докопались. Браконьер мог прикрыться тем, что искал оборотня — и нашел, и указал бы на него, если бы не застрелил на месте.

Я не знала, как проверить, какие пули в моем пистолете, но в сказку о серебре я не верила. Оборотней убивали и вилами, и палашами. Значит, смогу и я, если от этого будет зависеть жизнь.

Карета остановилась, и наступила мертвая тишина. Невыразимая. Как будто во владениях Тьмы.

«Он смог».

«Кто?»

«Филипп. Филипп!»

Летисия, умирая, мне все сказала. А я не услышала ничего.