Мой немой Афган

Так и чередовались поездки с ремонтами, обстрелы с относительно спокойной жизнью. А однажды вечером, после вечерней поверки, прибежал замполит и доложил, что с водителем стало плохо, потерял сознание, видимо, сердце. Когда я примчался в палатку, там уже находился командир отделения, сержант, делал ему искусственное дыхание. Я принял решение доставить афганских докторов из больницы. Везти в наш госпиталь было долго и очень опасно, я связался с губернатором, и он дал команду выделить врача и фельдшера с кислородными баллонами. Привезли двумя БМП, несколько раз машины обстреливали, так как был поздний вечер и в городе находились душманы. В общем, как ни старались – искусственное дыхание, массаж сердца, кислород, – ничего не помогло, через 50 минут доктора сказали, что бесполезно, он умер. Солдаты пытались надавить на врачей, обвиняли, что не хотят вылечить, но я и сам видел, что все кончено. Доложил наверх, предположил, после краткого расследования, что сердце молодое, неокрепшее, может, и больное, не выдержало череды смен стрессов и покоя. Я не был полностью в этом уверен, что-то меня настораживало, хотя все произошло почти на глазах замполита. Ночью, часа в три, я встал и решил осмотреть тело, которое находилось в караульном помещении. Я думал, что если были какие-то побои, то они должны оставить следы, но тело было чистое, без ссадин и синяков. На следующий день приехал следователь, проводил разбирательство, мы все попрощались с покойным как с солдатом и товарищем, погибшим в бою. Следователь забрал тело, которое потом самолетом отправили в Кабул для медицинского обследования, вскрытия и установления причин смерти. Недели через две мне сообщили, что уголовное дело закрыто: вскрытием установлено, что смерть наступила от внезапной остановки сердца, вызванной хронической сердечной болезнью с детского возраста и пережитых стрессов и нагрузок. Также было сказано, что военно-врачебная призывная комиссия не могла определить болезнь сердца без специального обследования, а жалоб от призывника не было. Казалось, на этом все и закончилось.

Прошел почти год, наступила весна 1982-го, а с ней и увольнение солдат, отслуживших два года. Ко мне, уже начальнику штаба батальона, обратился сержант, командир отделения, оказывавший первую помощь и делавший массаж сердца и искусственное дыхание, и сказал, что это он убил водителя, по неосторожности, ударив его кулаком в грудь. Этот сержант был одним из лучших младших командиров и бойцов, воспитывался в детдоме, женился перед армией на однокласснице, у него родился сын, когда он уже служил. На операциях отличался особым мужеством и храбростью, был представлен к медали и ордену. До отъезда в Союз оставалось два дня. Сознаюсь, совершил должностное преступление, стал его отговаривать писать официальный рапорт. Я думал, что война уже отняла жизнь у одного молодого парня, а сейчас ломает судьбу второго. Мои уговоры ни к чему не привели, я даже позвал капитана-следователя, с которым дружил, и ему все рассказал. Поразмыслив, он тоже принял мою сторону. Но сержанта ни в чем убедить не удалось. Он резонно говорил, что совесть замучила, друзья-солдаты не так стали к нему относиться, он уже и смерти в бою искал, но даже ранен не был, все это видели, кто знал, но простить не смогли.

Делу дали ход, сержант был осужден и еще около года провел в тюрьме. Когда его выпустили, он написал мне письмо, что встретился с женой, сыном, устроился на работу и думает навестить родителей погибшего от его руки солдата. Вот такая грустная история о неуставных взаимоотношениях и неутраченной совести.

Глава 8 Ординарцы. Национальности

Как офицеров, так и солдат можно подразделить на тех, кто приспособлен к боевой обстановке, и таких подавляющее большинство, и тех, кто себя в бою не видит и этого даже не всегда стесняется, и это правильно. Как и в жизни, каждый должен заниматься тем, к чему у него лежит душа, к чему более приспособлен, подготовлен, что лучше получается. Сами знаем, что может натворить человек, занимающийся не своим делом.

Наблюдая в различной обстановке людей, обнаружил, что окружающие довольно снисходительно относились к тем, кто честно признался, что «это» он не сможет. Все-таки рядом с собой в бою хочется видеть уверенного, смелого товарища и воина. Ну и тот, кто не уверен в себе, лучше пусть занимается тем, что умеет хорошо, например, готовит пищу или ремонтирует обмундирование и так далее.

В каждом подразделении, от роты и выше, а также у командира отдельно стоявшего в охранении и на блокпостах взвода были так называемые ординарцы. В старой русской армии их называли денщиками. Они были не предусмотрены никаким штатным расписанием, но должностные лица обо всем знали и, к счастью, – хватало ума – не пресекали этого.