Мой отчим - советский пенсионер

Эдуард, похоже, не знал, какую манеру поведения избрать: куда только подевалось это его недавнее выражение лица, неуловимо напомнившее мне всех великих циников мира… Он сам не решился мне даже руку предложить, — не так давно мы с ним целовались, как безумные, а теперь он ведет себя, как…чужой?! И я сама решительно взяла его под руку и мы пошли в ресторан. В вестибюле Эдуард сбросил серое пальто на руки гардеробщице, старенькой улыбчивой бабуле, оказавшись в сером костюме явно импортного производства, и мы пошли на приступ столика. Старичок-гардеробщик дремал в глубине помещения, держа на коленях книгу: похоже, они тут на пару работают… Ресторан при гостинице встретил нас уютом и теплом, ненавязчивыми кухонными ароматами. Здесь было приглушенное освещение, звучала музыка скрипки. Вполне подходящая атмосфера для влюбленной пары. Только являемся ли мы влюблённой парой, или?… Кто мы друг для друга?

Однако, официант попытался огорчить нас заявлением, что "мест нет, все столики заняты!" Эдуард неожиданно растерялся, будто дар речи потерял, мне даже смешно стало: такой высокий, большой мужчина, — и такой мальчик!…

— Милейший! А кто у вас здесь есть из руководства? — я говорила тихо и ласково, словно вкрадчивая лиса. Захотелось мне поиграть перед Эдуардом. Впрочем, я знала свои права… — Позовите, пожалуйста, будьте столь любезны!

Через пару минут пред нами возник мужчина средних лет, в неказистом пиджаке, но весьма внушительной комплекции, с бесцветной наружностью и немалым апломбом во взоре. Было похоже по его выражению лица, что пузатый дядька собрался нотацию нам читать, да только, наученная кратким житьем в лучшей гостинице столицы, я его опередила:

— Голубчик! Мы живём в этой гостинице, а не с улицы пришли! Что, для постояльцев "Москвы" в ресторане мест нет? Или мне придется идти по вашему высшему начальству и жаловаться, что жильцов отказываются кормить, а столики резервируют неизвестно каким темным личностям?! Вот наш ключ! — И я демонстративно повертела ключом от номера пред замершим метрдотелем, или как там его должность… Местное начальство даже рот открыло, узрев бирку от номера: определил, сердечный, что ключик-то — от люкса! И сразу и столик нашелся, и даже бутылку шампанского нам принесли в подарок…Вот так вот!

— Зоя, вы меня удивляете, — пробормотал Эдуард. — Не ожидал вас такой собранной и требовательной увидеть… Мне казалось…

— Что я — скромная и тихая провинциалка! — закончила за него фразу. — Верно! Такая я и есть. Простите, что открылась вам не с той стороны, разочаровала. Самой непривычно выступать в роли хамки, но обстоятельства требовали. Не поверите: совсем недавно я была такой боязливой и робкой, совсем другой! Знаете, как меня бабуля называла? "Тюха!" Впрочем, мы же договорились: на "ты", Эдуард? Иначе я себя неуютно чувствую, словно на экзамене.

Странно я себя вела: говорила громче обычного, смеялась слишком резко, щеки рдели, я чувствовала их жар. Сама себя не узнавала. Но здесь, в ресторане, мне было проще, чем тогда, в квартире Эдуарда, когда мы с ним остались только вдвоём. Здесь я могла нести всякую чушь и не боялась себя. Но как неожиданно переменился мой кавалер! Вначале, в первые мгновения знакомства, он мне не понравился: красавец с душой циника, равнодушный к женщинам, привыкший к легким победам, уверенный в себе. И вот передо мной совсем ной человек: почти робкий, не слишком уверенный в себе, даже немного запинающийся. Чем можно объяснить столь разительную перемену? Он смущен непривычной атмосферой? Не думаю, чтобы коренной москвич не являлся завсегдатаем или хотя бы частым посетителем хороших ресторанов. Остается одно: неужели он так изменился из-за меня? Может быть, Эдуард и впрямь испытывает ко мне некие чувства? В это трудно поверить: чтобы такой красавчик смог увлечься деревенской девчонкой?

— Зоя! Я никогда не видел девушки более необычной, чем…ты… — Эдуард словно отвечал на мой невысказанный вопрос. — красота твоя еще не сформирована до конца, порой ты больше на девчушку-школьницу похожа, чем на взрослую девушку: коленки угловатые, ручки тонкие, как веточки… нет, не сердитесь! Это я к чему: через год-другой вы превратитесь в совершенную красавицу, только вам нужна будет оправа драгоценная… то есть, мужчина достойный. Что я? У меня такие проблемы, что ты сама меня бросишь, как обо всём узнаешь… Ты большего достойна. Простой продавец твоей новой квартиры, — зачем я тебе? Возможно, я для тебя лишь возможность испытать свои чары? Сам не думал, что способен так, неожиданно, почувствовать влечение к незнакомому человеку…

Слушала его, пыталась понять. Значит, Эдуард считает меня еще гадким утенком? "Угловатые, веточки"… И что это за "влечение"? Будто он стыдится проявления чувств. Стыдится меня? Или привык чувствовать независимость, любит свободу, и любой интерес к женщине воспринимает как угрозу своей личной свободе?

Впрочем, возможно, у Эдуарда действительно имеются веские основания вести себя, прямо скажем, странно для такого писаного красавчика…