Мой отец Валентин Серов. Воспоминания дочери художника

Девушки, крупные, черноглазые, чуть смуглые, с маленькими круглыми головками в черных туго повязанных на манер чалмы платочках, сидели, свесив ядреные, позолоченные солнцем ноги, голые до полных колен, – такого редкого совершенства, что даже слеза восторга ущипнула у носа… „Валентин, а ведь на коленях надо любоваться такими ногами – что Лизипп рядом с такою земною, живою красотою?!..“

Серов усмехался: „И ноги хороши и глаза хороши… Посмотри – первая: не то антилопа, не то архаическая дева из Акропольского музея[156]; жалко – сейчас девицы скроются – никогда больше не увидим таких – прощайте, статуи, навеки!..“

Мы разъехались; я даже не успел, занятый античными ногами, рассмотреть „маленькие бронзы“, как после называл Серов тоненьких братьев дельфийских дев»[157].

1905 год

В 1905 году Серов был свидетелем расстрела демонстрации 9 января в Петербурге. Он находился в Академии художеств, в окно видал шедшую толпу с иконами и портретами, видал, как по толпе был дан залп, как упали раненые и убитые.

Ему сделалось дурно.

Приехав в Москву, он имел вид человека, перенесшего тяжелую болезнь.

Президентом Академии художеств в то время был великий князь Владимир Александрович, дядя Николая II, он же командующий войсками Петербургского округа. Им и был дан приказ о расстреле демонстрации.

Серов и Поленов написали письмо и послали его графу Ивану Ивановичу Толстому, вице-президенту Академии художеств[158], и просили письмо огласить в собрании Академии.

Папа надеялся, что Репин и другие художники-академики подпишутся под этим письмом, но никто больше не подписался[159].

Письмо это было вызовом Академии, ее президенту, великому князю, и, в сущности, самому царю.

Письмо Толстым не было оглашено, и Серов демонстративно вышел из состава действительных членов Академии художеств.

Вот это письмо:

«Милостивый Государь граф Иван Иванович, посылаем заявление, которое просим огласить в собрании Академии.

В Собрание Императорской Академии Художеств

Мрачно отразились в сердцах наших страшные события 9 января. Некоторые из нас были свидетелями, как на улицах Петербурга войска убивали беззащитных людей, и в памяти нашей запечатлена картина этого кровавого ужаса.

Мы, художники, глубоко скорбим, что лицо, имеющее высшее руководство над этими войсками, пролившими братскую кровь, в то же время стоит во главе Академии Художеств, назначение которой – вносить в жизнь идеи гуманности и высших идеалов.

В. Поленов, В. Серов»[160].

Впоследствии, когда Дягилев предложил папе написать еще раз портрет Николая II, папа ответил ему телеграммой:

«В этом доме я больше не работаю»[161].

В 1905 году папой сделан целый ряд карикатур на Николая II и рисунков на революционные темы. Некоторые из них были напечатаны тогда в журналах, некоторые же, по цензурным условиям, опубликованы быть не могли. К этому же времени относится эскиз «Похороны Баумана» (Музей Революции в Москве. – О. С.)[162].

Мысли и боль за свою родину его не оставляли даже тогда, когда он путешествовал по Греции, наслаждался Парфеноном, античными мраморами.

Узнав из газет о роспуске Думы, папа писал с острова Корфу маме, что опять весь российский кошмар втиснут в грудь, что руки опускаются и впереди висит тупая мгла.

«В газетах усиленно отмечается повсеместное спокойствие и равнодушие по поводу роспуска Думы. Кажется все величие (так называемое) России, – пишет папа, – заключается в этом равнодушии»[163].

В 1905 году, в день освобождения политических заключенных, папа вместе с толпой находился у таганской тюрьмы. Был он и в университете, когда там строились баррикады, и на крестьянском съезде[164], и на похоронах Баумана.

Хлопотал о заключенных, жертвовал деньги и свои рисунки в фонд помощи революционерам[165].

Ни к какой определенной партии он не принадлежал, но он был гражданином в наивысшем смысле этого слова и жаждал свободы для своей страны.

Петербург

Летний сад. Полдень. Солнце высоко. Лучи его сквозь зеленую листву играют яркими зайчиками по траве, по дорожкам, по проходящим.

В аллее показываются двое элегантных мужчин. Один из них – высокий, стройный блондин с голубыми глазами, с красивым, аристократическим лицом. На безымянном пальце удивительно красивой тонкой руки два кольца. Другой – плотный, с черными, слегка опущенными вниз глазами, темный шатен с белой прядью седых волос, белый и румяный, губы как спелые вишни, кажется, чуть-чуть наколешь – и брызнет алый сок. Это Дмитрий Владимирович Философов и Сергей Павлович Дягилев – двоюродные братья. Идут они, радостные и гордые, гордые своей молодостью, красотой, одаренностью, и посматривают на всех не без доли нахальства. Связаны они не только родственными узами, они оба – горячие устроители кружка «Мир искусства».

Дмитрий Владимирович Философов – литературный критик, писавший и об искусстве, член редакции журнала «Мир искусства».

Сергей Павлович Дягилев – человек необычайной одаренности, издатель журнала «Мир искусства», организатор выставок.

Финляндский дворик. 1902