Мой отец Валентин Серов. Воспоминания дочери художника

«Серов вошел в область, принадлежащую живописи, как в свое царство, державные права на которую ему принадлежат по праву рождения, вошел в самую середину ее, вошел бестрепетно по той самой дороге, где еще стоят триумфальные арки Тициана и Веласкеза, Тинторетто и Рубенса…

Несколько тяжелый, молчаливый, сосредоточенный Серов напоминал чем-то Тициана второй половины его жизни. И если бы Серову суждено было писать портрет Карла V, тот, конечно, еще раз нагнулся бы, чтобы подать художнику оброненную кисть»[220].

Москва, январь 1945 г.

Список сокращений

Акв. – акварель

Б. – бумага

Б. на к. – бумага, наклеенная на картон

Граф. – графитный

Ит. – итальянский

К. – картон

Кар. – карандаш

М. – масло

Прес. – прессованный

X. – холст

Цвет. кар. – цветные карандаши

ГРМ – Государственный Русский музей

ГТГ – Государственная Третьяковская галерея

Нина Яковлевна Симонович-Ефимова Воспоминания о Валентине Александровиче Серове

Вступление

Валентин Александрович Серов – это не только большой художник. Это был крупный человек. И надо, чтобы его облик жил.

Надо, чтобы это был его, Серова, облик, хоть трудно изобразить неповторимого человека.

Надо взять в поле зрения и окружающих людей – легче тогда понять человека.

Немного осталось людей, помнящих молодые годы художника, его отрочество, его студенческие годы; о Домотканове – местности, где он бывал и работал на протяжении двадцати пяти лет, больше половины своей жизни, – мало кто имеет представление, и последние два года жизни Серова в Париже тоже немногим известны; я пишу эти страницы в 1943 году, идет война, это заставляет меня не откладывать намерения закрепить на бумаге свои воспоминания о Серове.

Это будут только те отдельные эпизоды его жизни, которые непосредственно коснулись моего пути.

Я помню Серова с его шестнадцатилетнего возраста и эпизодов много. Они не составят биографии, но будут дополнением к таковой.

Это как бы куски ленты кинохроники.

Мать Валентина Александровича, Валентина Семеновна Серова, и моя мать, Аделаида Семеновна Симонович, – сестры, урожденные Бергман, были очень дружны.

Валентине Семеновне, композитору, блестящей пианистке, было трудно длительно соединять музыкальную работу с повседневными заботами о своих маленьких детях, которых она страстно любила, и моя мать – педагог – выручала ее.

Валентин Александрович, сверстник моих старших сестер, Маши и Нади, жил в нашей семье периодически, начиная с двух лет[221], а после его младшие брат и сестра – Саша и Надя Маленькая[222], мои сверстники, тоже жили у нас.

«Солдатушки, браво ребятушки, где же ваша слава!». 1905

Если добавить, что будущая невеста и жена Валентина Александровича – Ольга Федоровна Трубникова (Леля) у нас воспитывалась с тринадцатилетнего возраста[223] и что мой отец[224] и мать на всю жизнь остались для молодой четы Серовых идеалом человека, понятна будет глубокая связь двух семейств – Серовых и Симоновичей.

Литературный портрет – дело иное, чем изобразительный.

Живописец чувствует жизнь модели сразу, по сложным или простым формам лица, по чистым или проработанным тревогами глазам, словом, по тому, что видим, так сказать, единовременно.

Для портрета же литературного надо знать человека на протяжении лет, чтобы написать хоть немного, потому что нужны сопоставления его взлетов с его падениями, картины его столкновений с окружающими, и время, иногда значительное (может быть, года, может быть, десятилетия), входит необходимым условием большого литературного портрета.

Для художника важен след, оставленный временем на внешних чертах человека. Для литературного портрета этого следа недостаточно. Надобно вместе со временем прошагать рядом самому.

Заканчиваю вступление неопубликованным письмом четырнадцатилетнего Серова, которое прислала мне в Москву из Франции – постоянного своего местопребывания – моя старшая сестра, Мария Яковлевна Львова, серовская «Девушка под деревом». Прислала перед самой войной, в 1939 году. Это письмо к ней, когда ей было тоже лет четырнадцать, в Петербург, где мы жили[225].

13 апреля 1879 года, Москва.

Маша!

Ты, я думаю, совсем нас позабыла, но об этом довольно; напиши, пожалуйста, как живешь ты и все вы, теперь же начну писать о себе. Когда ты была в Москве, не правда ли, ты нашла во мне перемену, перемена эта та, что прежде я недолюбливал девочек, да и теперь их не особенно люблю, исключая вас. Это потому, что мало видел их, и с давних пор не умел играть и ладить с ними; но поверь, сколько их ни видел, положим, что мало, они мне все не нравились. Ты вот да Надя (Лелю не знаю), первая простая девочка, с которой можно говорить по душе, хотя и видел вас мало и не говорил с вами ни разу так, но я уверен, что это можно бы было.

Мне бы очень хотелось быть часто у вас – мы бы много прочитали хороших вещей и подружились уж как следует. Живу я как и прежде, занятия идут обычным порядком, рисую довольно много и с охотой, и если теперь поеду с художником Репиным в деревню, то за лето сделаю огромные успехи.